Смерть гинеколога (СИ)

Летом после четвертого курса студенты проходят врачебную практику. Мы отработали ее в больнице города Кировска: из них, кажется, две недели в роддоме, две - в терапевтическом и еще две недели - в хирургическом отделении. Запомнилось, что там, в больнице, на белье всюду были большие черные клейма "КГБ", что означало "Кировская городская больница". Про хирургию почему-то почти ничего не помню. Впрочем, один эпизод запомнился: нужно было вскрыть наполненный гноем коленный сустав. Больной был с виду очень бывалый, из бывших заключенных, и почему-то сказал нам, что вытерпит операцию без анестезии. Впрочем, иногда у наркоманов и алкоголиков и анестезия работает плохо. Я тогда с треском воткнул скальпель, сделал разрез и оттуда сразу из разреза хлынул гной. Мужчина все же застонал, захрустел зубами, но выдержал, почти не дернулся. А в акушерском отделении, помнится, надо было на обходе у рожениц смотреть подкладные и записывать, какие у них выделения, и еще давить им на молочные железы и наблюдать, как выделяется молоко. Такая практика тогда мне, прямо скажем, не очень понравилась. Может быть просто по молодости лет, мне казалось неудобным заглядывать женщинам под одеяло. Это потом мне уже было все равно. Напротив, Жорику Парижскому уже тогда эта работа чем-то пришлась по душе, и позднее он четко определился в специализации и осознанно пошел на акушерско-гинекологический поток, а до этого еще весь пятый курс ходил в студенческое научное общество по гинекологии. Что-то его в этой профессии тогда привлекло. Знавал я одного человека, который в силу своей увлеченности женщинами в целом утверждал даже, что хотел бы работать в женской бане, хоть простым банщиком, чтобы каждый день наслаждаться зрелищем голых женщин! Но то была скорее шутка.

Смутно вспоминаю пятый курс, когда впервые по-настоящему влюбился. Вообще от этих двух последних лет учебы у меня в памяти и осталась только эта любовь. Каких-то других событий я просто не помню - они все прошли мимо меня. Впрочем, тогда все влюблялись - такой был возраст, а некоторые даже уже женились, и дети рождались. Жорика это тоже затронуло. Он был, пожалуй, большим любителем женщин не только в плане акушерства-гинекологии, но и в плане простого секса: по крайней мере, с моей тогдашней подружкой Кирой он переспал. Мы с ней тогда поругались, я ушел, а он в тот же вечер появился у нее с букетом цветов, шампанским, уболтал ее и остался на ночь. Я же пришел на следующее утро мириться, ну и все открылось. Начались бессмысленные выяснения отношений, которые в такой ситуации ничего не решают, поскольку назад уже не открутишь. Одна фраза той моей любимой меня тогда сильно задела: "Он - настоящий мужчина!" В той конкретной ситуации это могло лишь означать, что я - как бы ненастоящий.

После того случая мы с Кирой помирились и еще какое-то время - даже, наверное, с год - еще были вместе, но отношения наши тогда дали трещину, которую было уже, так мне казалось, невозможно склеить. Сейчас бы я еще раз двадцать подумал - ведь всякие бывают в жизни обстоятельства. Ведь женщина иногда может изменить из мести, от досады, сексуальной неудовлетворенности или просто ее уболтали. И ведь далеко не всегда от любви. А сейчас, говорят, в ночных клубах еще и подливают девчонкам в напитки возбуждающие средства. Но тогда в силу молодого возраста все решения были радикальными, жесткими и не всегда правильными. Один знакомый сделал предложение любимой женщине, которая не сказала ему на это ни да, ни нет, и он (явно придурок, хотя с виду и нормальный) ждал ее больше года, в то время как она продолжала преспокойно жить с другим мужчиной - то ли законным мужем, то ли сожителем, точно мне неизвестно. Чем у них дело кончилось, я так и не знаю. По-моему, ничем. Но ведь она могла ведь сразу сказать: "Нет, я не выйду за тебя замуж, потому что у меня есть другой мужчина". Это было бы честно. Почему она так не сделала? Это только женщина способна объяснить.

После пятого курса нас, парней, отправили на военные сборы. Добирались туда поездом через Ригу с последующей пересадкой до Лиепаи. Там, на военно-морской базе нас переодели в форму, построили и распределили по кораблям. Мы с Саней Хлебниковым попали в группу кораблей ОРВ (охрана водного района). Я - на морской тральщик "Комсомолец Латвии", а он - на стоявшее тут же борт к борту судно связи без внятного названия, а только с обозначением что-то типа СС-9, точно не помню. Мичман-фельдшер, возглавлявший на тральщике медицинскую службу, очень обрадовался моему появлению и тут же взял отгулы. Куда попал тогда Жорик, не знаю, по-моему, он вообще был в Кронштадте. После всех дел с Кирой, я ничего не желал о нем знать.