Исследование продвигается с невероятной скоростью. Теперь внимание французского судмедэксперта привлечено к черноватым пятнам на черепе. «Это остатки почвы, из захоронения, скорей всего. Можно также видеть следы обугливания. Они доказывают, что он подвергся длительному воздействию огня. Обладатель черепа был сожжен при очень высокой температуре». По словам тех, кто был в бункере и выжил, было израсходовано почти 200 литров бензина. «Совершенно верно, – соглашается Шарлье. – Сжечь тело непросто. Чтобы полностью уничтожить труп человека, необходимо не менее 100 килограммов дров или несколько сотен литров бензина. В организме человека много жидкости. Отсюда часто и происходит неоднородность карбонизации».
Николай слушает так, будто понимает каждое произнесенное по-французски слово. Он почти оттаял. В его глазах даже появляются искры восхищения. Рядом с ним, в тележке, полное досье документов по делу Гитлера. Я не могу удержаться, чтобы еще раз не покопаться в старых пыльных папках. Я легко читаю подписи советских руководителей того времени. Имена, ставшие привычными по мере проведения нашего расследования: Берия – «главный полицейский Сталина», Молотов – дипломат, Абакумов – честолюбивый сыщик… Я ищу нечто конкретное. То, что касается допроса Хайнца Линге, камердинера Гитлера. Доклад от 27 февраля 1946 года. Он напечатан на машинке и подписан нацистским заключенным внизу, на каждой странице. Я показываю его Филиппу Шарлье.
Вопрос: Расскажите о событиях, которые произошли 30 апреля 1945 года в бункере бывшей имперской Канцелярии.
Ответ: Около 16 часов, когда я находился в приемной Гитлера, я услышал револьверный выстрел и почувствовал запах пороха. Я позвал Бормана, который находился в соседней комнате. Вместе мы вошли в комнату и увидели следующую картину: на диване слева, лицом к нам, сидел Гитлер, его левая рука висела вдоль тела. На правом виске Гитлера зияла огнестрельная рана величиной с монету […] На ковре возле дивана лежал револьвер системы Вальтера калибра 7,65 мм и другой, той же системы, калибра 6,35 мм. Справа на диване, подобрав ноги, сидела Ева Браун. Ни на ее лице, ни на теле не было никаких следов огнестрельных ранений. Оба, Гитлер и его жена, были мертвы.
Вопрос: Вы точно помните, что у Гитлера была огнестрельная рана в правом виске?
Ответ: Да, я это хорошо помню. У него было огнестрельное ранение в правый висок.
Вопрос: Какого размера была рана на виске?
Ответ: Входное отверстие было большим, размером с монету в 3 марки [Линге заявит в других отчетах: «Рана размером с монету в пфенниг»
Вопрос: Каков был размер выходного отверстия?
Ответ: Я не видел выходного отверстия. Но хорошо помню, что череп Гитлера не был деформирован и оставался целым.
Описание раны соответствует визуальному осмотру, проведенному доктором Шарлье. Даже если на данном этапе невозможно установить принадлежность черепа, данные совпадают. Более того, показания камердинера многое проясняют для судмедэксперта. Особенно тот факт, что череп после выстрела оставался целым. «Если действительно стреляли в правый висок, то логично предположить, что выходное отверстие будет как раз в левой теменной области. И у нас есть способ выяснить, лгал ли Линге или нет. Мы можем проверить гипотезу, согласно которой выстрел был произведен в рот». – «Как?» – «Да по зубам! Если мы обнаружим следы пороха на зубах или на деснах, это будет доказательством того, что выстрел был произведен в ротовое отверстие». Ох уж эти пресловутые зубы, находящиеся в архивах ФСБ, доступ к которым нам пока отложили.