Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)

Корсаков увидел на дороге несколько человек в камуфляжной форме, увешанных оружием. Один из них, приземистый блондин с квадратной фигурой, пристально смотрел на своего товарища, разговаривающего с Корсаковым. Собеседник Корсакова сделал повелительный жест рукой, и, повинуясь этому знаку, коротышка на дороге неожиданно вскинул автомат и открыл огонь в упор по стоявшим рядом с ним наемникам. Бронежилеты не могли спасти от автомата, бьющего с расстояния в несколько шагов, однако блондинчик все-таки стрелял только в головы. Собеседник Корсакова тоже начал стрелять. Пальба велась профессионально: все было кончено через несколько секунд. Корсаков видел, как в облаках кровавых брызг разлетаются на куски человеческие черепа и люди тяжело падают на дорогу. Стрелки одновременно прекратили огонь и опустили оружие. Светловолосый коротышка поднял кверху большой палец:

— Все, Саня, хана! Чистая работа!

— Ну вот мы и одни, — хладнокровно произнес наемник по имени Александр. — Теперь мы свободны, никто не помешает нам смыться. Разве что иранские истребители перехватят на границе, но вряд ли: в штабе ихнего военного округа знают о нашем полете, а когда они разберутся, что мы летим не вдоль границы, а через нее, будет уже поздно.

Александр говорил что-то езде, но Корсаков его не слышал: обводя взглядом окрестность, он нигде не видел Рипсимэ. Прихрамывая, он побрел к откосу и, скрипя зубами от боли, взобрался, по нему на дорогу. Коротышка с легким удивлением смотрел на него. Корсаков скользнул глазами по завалившим дорогу мертвецам. Некоторые из них были в афганской одежде, некоторые — в камуфляжной форме, но на них на всех уже стояло равнодушное клеймо смерти, делавшее мертвецов при всем несходстве удивительно похожими друг на друга и удивительно непохожими на живых. Впрочем, Корсаков лишь мельком глянул на них. Даже уродливо перекрученный труп в грязном гражданском костюме, в котором он не сразу признал Ла Барберу, почти не привлек его внимания. Корсаков отыскивал взглядом Рипсимэ, а отыскав, замер на месте. Рипсимэ сидела под обрывом — кто-то заботливо прислонил ее спиной к большому валуну. Голова ее безвольно свесилась набок, глаза закатились, рот приоткрылся. Корсаков понял, что она мертва, — он видел слишком много мертвых, чтобы не понять, и все же страшился подойти ближе, страшился окончательно убедиться в ее смерти.

— Твоя подруга? Красивая девочка, жалко, — с искренним сочувствием сказал коротышка, подойдя к Корсакову и перехватив его взгляд. Корсаков ничего не ответил, собираясь с силами для того, чтобы пройти несколько  шагов,  отделявших его  от Рипсимэ. — Ничего нельзя было сделать, — пустился в объяснения коротышка. — Осколок ей угодил в левый бок, прямо под сердце. Я сверху видел, что она лежит прямо на дороге, но помочь ей не мог — надо было сначала кончить «духов»...

— Кого? — переспросил Корсаков.

— Ну, «духов», душманов, — так у нас афганских моджахедов называют, — пояснил коротышка. — Когда «духов» отоварили и спустились вниз, она уже отходила. Но даже если б мы успели раньше, мы бы ей все равно ничем не помогли. Я же говорю, осколок попал прямо под сердце. Это если бы прямо отсюда да на операционный стол...

Блондин говорил еще что-то, но Корсаков перестал его слушать. Объяснения коротышки заставили его поверить в реальность происшедшего, и нежелание принять смерть Рипсимэ сменилось тупой покорностью судьбе. Сутулясь, он подошел к мертвой и опустился перед ней на колени. Золотистая смуглость исчезла с лица Рипсимэ — теперь его покрывала зеленоватая трупная бледность. Волосы распустились, их тяжелая волна утратила блеск и запылилась. На левом боку ее куртка почернела от крови. Корсаков зачем-то просунул руку под куртку, к самой ране. Живое тепло уже покинуло тело Рипсимэ, и рана почти перестала кровоточить, но все же, поднеся руку к глазам, Корсаков увидел на пальцах кровь. Он смотрел на эту кровь, пока она не запеклась. Потом он прикрыл веки Рипсимэ, уложил поудобнее ее голову и поднялся на ноги. Двое русских наемников стояли поодаль и понимающе смотрели на него. Корсаков подошел к ним и остановился. Они выжидательно молчали.

— Если бы я не ввязался в это дело, она была бы жива, — ни к кому не обращаясь, произнес Корсаков. Он неожиданно понял, что ему до конца его дней придется жить с этой мыслью. Сердце у него заныло, словно и его зацепил тот же самый осколок. Морщась от боли, Корсаков с усилием проговорил: — Ребята, помогите мне ее похоронить.

— Ты что, земляк, какие похороны? — поразился светловолосый коротышка. — Времени нет, надо скорей сматываться!

— Да и как ты ее похоронишь? — поддержал товарища Александр. — Если камнями обложить, все равно шакалы доберутся и сожрут. Лучше оставь ее так, как есть. Все равно люди тут появятся и уберут покойников.

— Чтобы ее швыряли туда-сюда неизвестно кто, а потом закопали в яме, как собаку? — злобно процедил Корсаков. — Не похожи вы что-то на русских, ребята. Ладно, отойдите в сторонку, а то зашибет ненароком.