Смерть и козий сыр

– Нам обещали возвращение к корням, к истокам былой славы спустя много лет. А взамен мы получили… – Знаменитый критик, казалось, не мог подобрать слов. – Мы получили пародию, комедию, фарс!

Ричард решил, что полностью положительного отзыва на открытие ресторана от Татильона можно не ждать, и не хотел бы очутиться рядом с Гроссмаллардом, когда тот будет читать статью. Особенно после его реакции нынешним вечером. Мелькнула мысль, что следует вступиться за шеф-повара, но Ричард не мог отнести себя к экспертам. Его спас телефон, на который начали приходить сообщения. Один из рингтонов звучал незнакомо.

– Это у меня, – пояснила Валери, резко тормозя у ворот гостевого дома. Все вылезли наружу: Ричард с некоторым трудом, Татильон с дипломатом. Она извлекла из-под переноски Паспарту небольшую сумку с вещами на один день, пояснив: – Я оставила багаж в своей машине. Мы можем вернуться к ресторану завтра.

Что-то подсказывало Ричарду: Валери поедет туда в любом случае, однако он задвинул это соображение на задворки сознания, внезапно озаренный пониманием, что отдал ее комнату Татильону в порыве обиды, и протянул, стараясь выиграть время и срочно придумать, куда же поселить оставшуюся без номера гостью:

– Конечно-о.

– Какая жалость. – Она посмотрела в телефон, и ее лицо осветило мерцание экрана. – Моя завтрашняя встреча отменяется. Оказывается, хозяин скончался. Печально, он создавал впечатление приятного человека при звонке.

– Хозяин? Ты что, ну, это?.. – Ричард с трудом держал себя в руках.

– Да, я подыскиваю себе дом. – Утверждение прозвучало холодно, почти как заявление для прессы, а во взгляде Валери невозможно было хоть что-то прочитать. – Нужно убираться из Парижа. – Повисло еще одно неловкое молчание, которое она нарушила, тихо добавив: – Бедный месье Менар.

– Менар? Вы сказали – Менар? – спросил Татильон, стоявший возле ворот в ожидании, пока кто-нибудь их откроет.

– Да. Похоже, он умер сегодня вечером. – Валери взяла переноску с Паспарту и вручила ее Ричарду.

– Пожалуй, это даже к лучшему, – саркастически отозвался критик. – Он поставлял сыр Гроссмалларду.

Глава третья

Ричард, как обычно, прятался за раздаточной стойкой, пытаясь выглядеть занятым важным делом. Если старые фильмы служили убежищем, то сервировка завтрака в гостинице помогала думать. Оставалось замаскировать процесс либо важной позой, опираясь на полированную поверхность столешницы из дубового дерева, как трактирщик тюдоровских времен, либо притворяться, что протираешь несуществующее пятно от кофе. Это давало Ричарду ощущение причастности без непосредственного участия. В распоряжении постояльцев, готовый ответить на любые их вопросы и исполнить любые пожелания, если таковые возникнут, но с достаточно отстраненным выражением лица, чтобы гости дважды подумали, прежде чем обращаться. К счастью, завтрак уже подходил к концу, потому что Ричарда занимали другие заботы.

В отеле сейчас остановилась довольно приличная публика, не такая требовательная, как иногда бывало. Одна пара нетрадиционной ориентации рано проснулась, потому что хотела вместить столько chateaux[9] в один день, сколько возможно. Двое весьма привлекательных мужчин слегка за тридцать, месье Жан и месье Оливье Фонтейны, убрали со стола и сами помыли за собой посуду, пока Ричард вышел, чтобы покормить кур-несушек, как поступал, когда требовалось особенно глубоко погрузиться в размышления.

Периодически он читал, что некоторые владельцы гостевых домов отказывались размещать у себя пары нетрадиционной ориентации из каких-то архаических предубеждений, но не понимал этого. По его опыту, такие постояльцы всегда держали номера в чистоте и порядке, не оставляя ни единого пятнышка. Если бы существовал рынок только для розовых и голубых евро в долине Фолле, Ричард бы только обрадовался.

Молодые гетеросексуальные пары были другими. Обычно на ранних этапах отношений мужская половина чувствовала потребность бить себя в грудь и жаловаться на все в стиле альфа-самцов, пока женская половина, к ее чести, выглядела слегка смущенной. Плюс в нынешние времена почти все парни обычной ориентации отращивали идиотские бороды, как у исследователей Арктики, что означало забитые раковины и сопутствующее раздражение мадам Таблье, femme de menage[10] этой гостиницы, являвшей собой нечто среднее между бескомпромиссной представительницей простонародья и вышибалой ночного клуба.

Хотя самыми сложными гостями Ричард считал семьи. Сейчас он искоса наблюдал как раз за такими. Они расположились за угловым столиком. Как и многие туристы, работающие супруги, которые редко видели друг друга в будни, на выходные выбрались из Парижа за город вместе с детьми, которых видели еще реже. Печальное зрелище: близкие люди, едва знакомые с привычками друг друга, на пару дней изображающие сплоченную ячейку общества.