Смерть и немного любви

Катя смирилась сразу, по характеру она не была бойцом и не стала поэтому воевать с Элей за место возле Турбина. Рана до сих пор не зажила, но ведь Катя не случайно выбрала для себя институт, где изучала философию, социологию и психологию. Она занималась тем, в чем хорошо разбиралась, что было ей близко, понятно и интересно. И ей удалось развести в своей душе в разные стороны любовь к Валерию Турбину и свою дружбу с соседкой и одноклассницей Элей Бартош. В глубине души она даже немного жалела подругу: ни друзей, ни дела, которое бы ее занимало, ни интересов. При такой жизни романтическая история действительно становится центром существования, помыслов, чувств, и все, что ей угрожает, воспринимается как катастрофа или, по крайней мере, как трагедия. «В моей жизни, – думала Катя, – бог даст, еще будут другие интересные и умные мужчины, а Элька где их найдет? Она же нигде не бывает, ни с кем не общается, ездит по заграницам, но в этих тургруппах в основном женщины собираются, а если мужчины и попадаются, то обязательно или с женой, или с ребенком. Одинокие богачи в турпоездки не ездят. Знакомиться на улице Эля тоже не может, ей с детства строго-настрого внушили, что делать этого нельзя. Конечно, Элька плевать хотела на родительские запреты, но она ведь и сама прекрасно понимает: при том положении, которое занимает ее отец, никто в семье не имеет права рисковать, заводя случайные знакомства. Эдак собственного убийцу или грабителя в дом приведешь…»

Эля наконец успокоилась, и девушки прощебетали почти до одиннадцати часов. Возвращаясь домой, Эля вытащила из почтового ящика газеты и маленький белый конверт. Конверт был не подписан, и она несколько секунд задумчиво крутила его в руках, размышляя, надо ли его вскрыть самой или отдать родителям. Любопытство победило, она надорвала край и вытащила сложенный в четыре раза листочек бумаги. На нем крупными печатными буквами было написано: «Не делай этого. Пожалеешь».

Глава 2

Настя только-только успела встать под душ, как в квартире раздался звонок. Леша открыл дверь, и на него вихрем налетела Даша с сияющими глазами. Она была на восьмом месяце беременности, поэтому вместо свадебного платья на ней был надет легкий шелковый костюм кремового цвета, состоящий из свободных широких брюк и длинной блузки на кокетке с мягкими красиво спадающими складками. Беременность не испортила ее лица, обрамленного густыми медово-пшеничными волосами; огромные синие глаза смотрели ласково и приветливо, и в умело сшитом костюме она выглядела скорее не как будущая мать, а как очаровательная толстушка.

– Так я и знала, вы еще дрыхнете! Ну ладно, Анастасия известная соня и лентяйка, но ты-то!

– А что я? – удивился Чистяков. – Нам же к десяти в загс, а сейчас еще только восемь.

– А одеваться? А краситься? А цветы покупать? Через час за нами заедет Александр, а у вас с Настей еще конь не валялся.

– Да ладно тебе, – успокаивал Леша будущую родственницу, – успеем. Не волнуйся, тебе вредно.

– Где невеста? – строго спросила Даша.

– Под душем стоит, просыпается.

– Костюм приготовила?

– Я не знаю, – растерялся Чистяков. – Я не спрашивал.

– Так я и знала! Небось даже не удосужилась проверить, все ли пуговицы на месте и не нужно ли его гладить. Иди займись завтраком, а я посмотрю костюм.

Чистяков покорно поплелся на кухню варить кофе, а из комнаты до него то и дело доносились вздохи и причитания Даши.

– Господи, да куда же она засунула ту блузку, которую я ей велела надеть? Она же была где-то здесь… Конечно, юбку надо гладить… Нет, это не невеста, это недоразумение какое-то… Хоть утюг-то есть в этом доме?

Вышедшая из ванной Настя так и застыла, будто окаменела, увидев результаты бурной Дашиной деятельности. Вся одежда из ее шкафа была разбросана на диване и креслах, а посреди комнаты на коленях стояла Даша и, разложив на полу тонкое байковое одеяло, гладила Настину черную юбку.

– Чего ты стоишь, как изваяние? – спросила Даша, не оборачиваясь. – Иди быстро пей кофе и начинай заниматься лицом.

– Может, не надо? – осторожно сказала Настя, которая терпеть не могла краситься, хотя и признавала, что с умело наложенным макияжем становится куда привлекательнее.

– Еще чего! Как это «не надо»? Анастасия, не торгуйся, мы с тобой уже давно обо всем договорились. Я согласилась, что ты не будешь покупать к свадьбе специальное платье, наденешь то, что есть, но уж лицо будь любезна привести в порядок.

Она повернула голову и увидела сестру своего жениха, стоящую босиком и закутанную в длинное махровое полотенце.

– Ну Настя же! – нетерпеливо воскликнула Даша, с остервенением водя утюгом по юбке. – Не выводи меня из себя, шевелись. Мы же опоздаем!

Когда ровно в девять в дверь позвонил Александр Каменский, Настя уже выпила две чашки кофе и в выглаженном костюме стояла перед зеркалом в ванной, нанося на лицо макияж.

– Ася! – крикнул брат из прихожей. – Тебе письмо.

– Какое?

– Не знаю. В дверях торчал конверт. Без надписи.

Настя положила кисточку и вышла навстречу брату. Они расцеловались, оглядывая друг друга насмешливо, но придирчиво.