Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

- Вы получите его. Можете не беспокоиться.

Снова револьверы подтолкнули их вперед. Джейн Прист увели. Маркэнда и Берна вместе заперли в камеру. Вдоль стен камеры, узкой и длинной, тянулись нары; в простенках находились зарешеченное окошко с разбитым стеклом и железная дверь. Под окном стояла параша. Берн сразу улегся на нары.

- Я надеюсь, - сказал Маркэнд, шагая взад и вперед по камере, - что Джейн дали камеру чище этой.

- Да, - сказал Берн, - возможно. Любезность с дамами прежде всего. Ложитесь, старина. Берегите силы. Они вам пригодятся.

Маркэнд устроился на нарах у противоположной стены.

- Мне страшно, Джон.

Берн молча кивнул.

- Нас предали. Предательство мне кажется самым страшным.

- Предательство - знак слабости. То, против чего мы боремся. Попасться на удочку предателей - тоже знак слабости. Моей слабости.

- Они не причинят вреда Джейн?

- Если б я заранее знал их намерения, мы не очутились бы здесь. Минутное раздражение замерло в голосе Берна. - Может быть, они сами их не знают, не знают, что им делать с нами. В этом вся наша надежда.

Берн набил трубку и поднес к ней спичку. Маркэнд глядел на этого человека, который любил Джейн и был разлучен с ней и оставался хладнокровным перед лицом опасности, особенно страшной из-за того, что их разлучили. Ему хорошо известны были беззакония "закона" во время забастовки. Он, Маркэнд, любил их обоих. - Берн любит только Джейн, Джейн любит только Берна. Я люблю их обоих, поэтому я должен сохранить присутствие духа и помочь им. Надо вызвать Реннарда по междугородному телефону. Деньги...

Они молча лежали на своих нарах. Через разбитое окно дул холодный ветер, но ни звука не доносилось. Может быть, и Джейн, и их друзья-углекопы остались где-то в другом мире...

- Дэвид, - сказал Берн, - вы были хорошим товарищем.

Ни одно слово дружбы, расположения или признательности не было произнесено между ними до сих пор; в этом не ощущалось надобности. У Маркэнда захватило дыхание, как будто интимная нота в голосе Берна предвещала недоброе.

- Вы наш, Дэвид... что бы ни случилось с нами... наш навсегда.

- Что может с вами случиться? Я позвоню по телефону...

- Я хочу сказать, что это неважно... что бы ни случилось с нами. Да и с вами тоже. Мне хотелось бы, чтобы вы поняли это. Наша борьба, наше дело больше, чем судьба одного человека, мозг одного человека... Вы понимаете, Дэвид?

- Я понимаю.

Берн протянул руку; Маркэнд крепко пожал ее.

Шли часы. Берн спал. Маркэнд лежал с открытыми глазами и удивлялся тому, что Берн может спать. Наконец дверь заскрипела под напором здоровенных рук, и узников снова отвели в комнату, где происходили судебные заседания.

Джейн сидела в первом ряду, возле них; она была невредима, но взгляд ее напряженно застыл. Берн тронул ее руку, и ее глаза ожили. Линкольн, подтянутый и возбужденный, был уже на своем месте, немного ниже пустой судейской скамьи. Какие-то люди с непроницаемыми лицами наполняли всю глубину комнаты. Вошел судья в сопровождении Лоури. Глаза Лоури, лишенные всякого выражения, казались каменными. Старый судья обвел комнату сонным и сердитым взглядом и пригладил волосы.

- Ваша честь, - забормотал Линкольн, - предлагаю снять обвинение с Джона Берна, Джейн Прист и Джона Доу, - голос его упал до еле слышного шепота, - за недостаточностью очевидных улик.

- Обвинение снимается, - сказал судья; глаза его беспокойно блуждали, как будто он сам был подсудимым.

Берн поднялся со своего места:

- Ваша честь, мы просили об адвокате. Мы требуем адвоката.

- Вы свободны! - зарычал Линкольн. - Что вам еще нужно?

- Защиты, ваша честь, - сказал Берн. - Пока мы не вернулись к своим друзьям, мы требуем защиты. Нас привезли в город по приглашению, подписанному высшей властью штата и вождями Ассоциации шахтовладельцев и Союза граждан. Нас разлучили с нашими спутниками под предлогом вздорного обвинения. Теперь вы хотите выбросить нас среди ночи на улицу? Мы требуем адвоката, который мог бы разобраться в этой истории, и мы требуем охраны, которая несла бы перед судом ответственность за нашу безопасность до тех пор, пока мы снова не будем среди своих друзей.

Судья хмурился, как обиженный ребенок. Вдруг у дверей раздался грохот, нарушивший молчание: кто-то уронил ружье. По рядам непроницаемых лиц прошел подавленный смешок; ружье подняли, и вновь наступила тишина. Лоури шептал что-то Линкольну; потом Линкольн зашептал что-то судье.

Вялое лицо судьи вдруг стало жестким, как будто какая-то внешняя сила изменила его.

- Обвинение снято. Вы свободны. На этом полномочия суда кончаются.

Судья встал и выбежал из комнаты. Лоури и Линкольн последовали за ним.

Угрюмые люди, наполнявшие скамьи позади Берна, Джейн и Маркэнда, тоже встали и теснились к двери, увлекая всех троих за собой.

- Держитесь вместе, - шепнул Берн, схватив товарищей за руки.