Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

- Всякая красота хрупка и недолговечна. - Он всегда улыбался, произнося жестокие слова. - Красота, познаваемая нами в мире, - опасный обман. Познание случайно, не органично. Оно опьяняет душу, на мгновенье показав истину, но только на мгновенье. Оно не учит нас, как удержать красоту, которая есть истина, как полностью овладеть ею. Вот почему в невежественном мире, подобном современному, искусство служит лишь посредником между людьми и отчаянием и многих художников бессознательное ощущение лживости творчества приводит к безнадежности и нравственному падению.

- Так, значит, красота - еще не все?

- Нет, - он улыбался, но слова его пронзили Элен. - Одной красоты недостаточно, как недостаточно одних исканий истины или мгновенных ее проблесков. Разве, когда вы чувствуете голод, вас удовлетворяют поиски пищи или мимолетный взгляд на нее?

Она поняла смысл его слов; еще никогда в разговоре он не подходил так близко к вопросам своей веры!.. - Это значит, - думала она по пути домой, - что там, где есть вера и истина, там познание красоты (которое заключается в любви) вносит в эту истину жизнь, как здоровая кровь, разливающаяся по жилам; там, где веры нет, красота лишь подчеркивает ее отсутствие и рождает печаль. По Элен твердо знала, что даже тысяча часов беседы с этим человеком не внушит ей той веры, в которой он черпает свой душевный покой.

В одну из суббот, зимними сумерками, Элен сидела в кабинете доктора Коннинджа. В дверь постучали.

- Прошу прощения, - сказал секретарь, - миссис Маркэнд просят к телефону.

Говорил Дэвид, тихим, спокойным голосом:

- Приезжай домой, дорогая... с Тони случилась беда... Он упал с качелей во дворе. Ты не тревожься. Доктор Билс уже был и не нашел ничего серьезного. Но мальчик все время зовет тебя.

- Скорее! - сказала она шоферу такси. - Итак, несчастье случилось, а я в это время сидела там, пригревшись, как кошка. Но ведь невозможно постоянно быть с детьми. Они должны играть, дышать воздухом... Нет, это не случайно! В то самое время, когда я тешила свою душу. Ничего серьезного, говорит Дэв, он слишком напуган, чтобы лгать мне. Откуда доктор может знать?

- Скорее! - крикнула она шоферу.

У Тони еще вся жизнь впереди. Останется калекой, может быть? Жизнь Тони в ее руках... что, если эти руки недостаточно тверды? Если они недостаточно чисты? - Я не перенесу этого.

- Скорее! - она наклонилась вперед. - Скорее, пожалуйста, скорее!

Между темными стенами многоэтажных домов рекой бурлил переулок, упорная бесчувственная человеческая волна; побыстрее пробиться через нее к Тони... узнать!..

- Скорее, скорее!

Тормоза заскрежетали, и ее качнуло вперед; послышался крик, потонувший в людском омуте. Она вышла из машины и вступила в круг злобного молчания.

- Вы задавили ребенка.

...Тони, - произнесла она про себя, как бы оправдываясь. - Тони. - И шагнула в середину омута.

- Отойдите, - приказала она. У переднего колеса ее машины лежала девочка с окровавленным, забрызганным грязью лицом. - Поднимите ее, сказала Элен, - положите на сиденье. Вы, - она указала на двоих мужчин, чьи кроткие глаза сейчас горели злобой, - бегите за доктором!

- Не имел права так гнать!

- Тони, - пробормотала она.

Шофер ломал руки. Человеческий омут почернел, вздыбился от гнева.

- Он не виноват! - крикнула Элен. - Я виновата. Я заставила его торопиться. Оставьте его. Я отвезу ребенка.

Женщина с изможденным лицом открыла дверь на полутемной лестнице и впустила их. Они положили девочку на кровать, женщина пошла за водой. Элен смотрела на маленькое тело, застывшее в неподвижности. Мерцал газовый рожок. Тело ребенка, мягко поникшее, было легким и безмятежным. Только голова с кровавым пятном на виске, казалось, изведала боль; руки лежали покойно.

Мать с тазом в руках остановилась у двери. Она простояла так несколько мгновений, прежде чем Элен заметила ее. Мать поставила таз на пол.

- Она умерла, - сказала мать.

Элен встала, и мать опустилась на колени возле постели, положив голову на грудь ребенка. - Тонн, - думала Элен. Она страдала. Три несовместимых стремления побуждали ее к трем несовместимым поступкам. Она должна спешить к своему сыну; она должна остаться с этой женщиной - стремление поспеть к Тони принесло смерть ее ребенку, она не может оставить ее, пока не пройдет первая острота горя матери; она должна снасти шофера, которого она заставила мчаться к ее сыну... и к этой смерти. Где взять силы вынести это? Не было сил, не было никакого выхода. Она чувствовала себя распятой на кресте...