Смерть и семь немых свидетелей

— Розы в полном цветении, — ответил Коварж поэтической фразой. — Не слишком молодых, но и не старух… Так, теперь третий этаж. — Он взял новый лист бумаги. — Планировка, по существу, такая же. Лестница… длинный коридор. Залы, в которых будет продолжение экспозиции. А в крыльях — отдельные комнаты, что-то вроде гостиничных номеров. В восточном перегородили комнату и сделали две каморки с отдельными входами. В первой проживает экскурсовод Ленка Лудвикова, у которой постоянно глаза на мокром месте. Видно, слишком близко принимает все к сердцу. Лучше бы у себя убралась — беспорядок там у нее страшный. Вторую каморку занимает Рудольф Гакл, руководитель одного из отделов института охраны памятников, в настоящее время как бы мини-шеф. Дальше, в бастионе, хранится разбитая мебель и прочее барахло, там никто…

— Что за мини-шеф? Хватит шуточек, — прервал его Янда.

— Слушаюсь, Гакл руководит отделом выставок и пропаганды, который сейчас готовит выставку из коллекции, хранящейся в замке. Из его отдела в Клени находится только Яначек. Была еще Залеска… Так что сейчас он командует единственным солдатом. Альтманова и Бенеш занимаются инвентаризацией и работают совсем в другом отделе — кажется, учета и документации. Остаются постоянные обитатели замка: Седлницкий, Беранек и Лудвикова — они, как и другие управляющие и их помощники, подчиняются отделу исторических объектов. В Клени всем заправляет Седлницкий. Сам мне говорил, что он — как капитан на корабле. Еще вопросы?

— Рудольф Гакл! Это уже второй знакомый из замка, — вмешался Гронек, который снова откуда-то вынырнул. Он положил на пустой поднос две бумажные салфетки и высыпал на них окурки из пепельницы.

— Мне тоже это имя что-то напоминает, — повернулся к нему Янда, — только никак не могу вспомнить…

— Да ведь «Река»! Она у тебя там, в шкафу.

— Как я мог забыть! — хлопнул себя по лбу капитан.

— Какая-нибудь книга? Уж не написал ли ее Гакл? — спросил недоверчиво Коварж. — Мне он показался глуповатым.

— Отличная книга. Можешь посмотреть ее, даже взять почитать. Только потом, сейчас надо работать. Значит, в восточном крыле комнаты Лудвиковой и Гакла. Остается западная часть замка.

— Здесь, — Коварж нарисовал еще один прямоугольник, — комната не перегорожена, в ней жили вместе Альтманова и Залеска. Но они поссорились. Поэтому Мария собрала вещи и переселилась в соседний бастион. Как и в противоположном крыле, здесь накидана всякая рухлядь, в основном ненужная мебель. Она немного разгребла ее и поставила кровать. В ссоре этих женщин, как ни странно, виноват не мужчина, а кляуза, которую Эмила написала на Марию.

Янда подровнял листы с планами помещений замка и сложил их в синюю папку.

— Хочешь знать, что я нашел в квартире Залеской? — спросил поручик.

— Скорее всего ничего.

— Да, к сожалению. Все прибрано и все в полном порядке. Денег в доме немного, как и на сберкнижке. Вот… взял с собой хотя бы несколько фотографий, чтобы ты составил о ней представление. Альтманова позволила их одолжить.

— Могу я тоже посмотреть? — попросил старый адвокат.

— Почему бы нет? — разрешил Янда.

На большинстве снимков Мария была запечатлена, видимо, во время работы — об этом свидетельствовали разные замки на заднем плане. Наверное, фотографии делал коллега-любитель. Было также несколько портретов анфас и в профиль. И, наконец, пара фотографий — в купальнике у какого-то бассейна.

— Слушайте! — воскликнул доктор Гронек. — Это та женщина, которая изображена на всех портретах Седлницкого! А я еще обвинял его в подражании итальянскому Ренессансу! Но все дело, оказывается, в ней. Обратите внимание, — показал он Коваржу на покатый профиль с тонким носом и выпуклым лбом. — В пятнадцатом веке такой профиль был очень моден, дамы даже выбривали волосы надо лбом. Ей это не надо было делать. Прекрасная женщина. Большой узел волос на затылке… У красоток эпохи Возрождения были золотистые волосы, впрочем, крашеные. Они покрывали кудри специальной мазью, а потом до умопомрачения сидели под полуденным солнцем. У этой же волосы — как воронье крыло…

— А фигура — словно точеная, — Коварж взял в руки снимок в бассейне.

Янда сложил фотографии в папку и отвернулся. Ему хотелось одернуть Гронека и Коваржа, но вместо этого он сжал зубы и нахмурился. С минуту боролся с волнением — глупым и, как считал, непонятным у человека, много лет расследующего убийства. Но как избавиться от него, когда сталкиваешься с насильственной смертью такой красивой молодой женщины! Впрочем, в случаях с пожилыми людьми он чувствовал себя еще хуже. А о детях и говорить нечего! Убийство — самая большая мерзость, на которую способен род человеческий. Как же случилось, что оно не попало когда-то в число смертных грехов? Почему убийство не стало самой отвратительной скульптурой в барбакане замка Клени? «Оно не может там быть, — подумал он вдруг, — и это правильно. Потому что каждый порок может привести к убийству, а в определенных обстоятельствах — все семь…»

— Что ты делаешь? — услышал он вопрос Коваржа.