Смерть или слава. Чёрная эстафета

Он знал жизнь, мой папаша, и именно поэтому он мог позволить себе играть со смертью. И — видит Бог! — он был не самым плохим игроком, иначе не владеть бы мне ныне лакомой заимкой и космическим кораблем.

Ну и чего ты ждешь, Роман Савельев? Рождества? Нет у тебя выбора, все это иллюзия. Ты все равно нажмешь ее, эту кнопку на пульте. Так жми и не морочь себе голову. С пола упасть нельзя.

И тогда я глубоко вздохнул, потянулся к пульту, казалось, с готовностью прыгнувшему мне в ладонь, и коснулся подушечкой большого пальца шершавой поверхности красной кнопки.

Может, эта штуковина и была сработана чужими, но пульт держался в ладони как влитой и каждое углубление на этом продолговатом прохладном стержне предназначалось моим пальцам. Пульт казался не то продолжением руки, не то ее порождением. Я не удивился бы, если бы мне сейчас сказали, что я появился на свет с ним в руке.

Все как в дешевой телеподелке.

Я напряг большой палец и до отказа утопил кнопку. Пульт коротко пискнул, удовлетворенно так, победно:

«Пи-и-ип!»

И больше не произошло ровным счетом ничего.

Сначала я стоял зажмурившись и гадал: я уже развалился на атомы или что помельче или пока нет? Судя по тому, что в горле пересохло и душа молила о пиве, ничегошеньки со мной не произошло. А поскольку я на ощупь добрел до холодильника, нашарил левой рукой запотевший цилиндрик, рванул колечко и разом выхлебал полбанки, то можно было смело предположить, что и с остальным миром ничего плохого не приключилось.

И я открыл глаза. Пульт я по-прежнему сжимал в правой руке; утопленная кнопка равномерно фосфоресцировала, а большой палец начал ныть, потому что я продолжал, как дурной, с силой давить на кнопку. Вздохнув, я отпустил ее. Фосфоресцировать кнопка не перестала, зато палец ныть прекратил.

— Ну и? — спросил я неопределенно. Потом поднес пульт к глазам и тупо оглядел.

Никаких изменений. Только кнопка тлеет все тусклее и тусклее, постепенно возвращаясь к исходной матовости.

Я даже вышел наружу и некоторое время пялился на звездное небо, щурясь от режущего глаза света прожектора. Не знаю, чего я ждал. Что рассчитывал узреть. Звезды виднелись только наиболее яркие и выглядели как обычно: холодно и равнодушно. В степи монотонно стрекотали кузнечики, а где-то далекодалеко в горах басом ухал пещерный филин.

Меня охватила досада и разочарование. Тоже мне, потря-сатель основ! Руки заламывал, решал, выбирал! Жать — не жать, судьбы человечества, смерть или слава! Тьфу! Чертова машинка неведомых мастеров, прекрасно, впрочем, знакомых со строением кисти вида Homo Sapiens Sapiens, наверняка давно протухла.

Если вообще хоть на что-нибудь годилась изначально.

С другой стороны, даже хорошо, что наметилось хоть какое-то отклонение от сюжета дешевой телеподелки. А то к лицу как-то сама собой стала прилипать глуповатая улыбка, а мысли приобрели какую-то на редкость героически-кретиническую направленность и окраску.

Я вернул пульт в шкатулку, и она сама собой стала закрываться. Хлебнув пива, я собрался обессиленно рухнуть в кресло, но тут крышка как раз встала на место и я снова увидел рисунок на внешней ее стороне.

Нет, в рисунке ничего не изменилось. Зато в рамке возникла надпись. Совсем короткая. На русском языке.

«Смерть или слава».

Недопитая банка с жестяным громыханием упала на пол, и из нее выплеснулась коричневая струя. Медленно-медленно, как будто все сняли рапидом и только потом показали мне. Обессиленно опустившись в кресло, я еще раз вспомнил своего бедового папашу. Точнее, одну из его привычных фразочек.

«Не горюй, Рома! Все не так плохо, как кажется. Все гораздо хуже».

Вот только кто поведал бы, как соотносятся с этой фразой сегодняшние события? Чем в конце концов обернется нажатие красной кнопочки — явлением джинна из бутылки или просто безобидными кругами по воде?

В этот вечер я еле заснул. А слова с поверхности шкатулки так, по-моему, и не исчезли. Исчезла сама шкатулка, уже под утро. Вместе с пультом. Только прозрачный пакет, вскрытый лазером, напоминал наутро о вчерашнем и убеждал, что это все не сон и не горячечный бред.

Но Солнце беззаботно сияло над Волгой и вовсе не думало распадаться на атомы от чьего-то губительного удара.

Я в который раз выругался и побрел снимать итоги ночной смены.

2. Шшадд Оуи, адмирал, Svaigh, линейный крейсер сат-клана

Адмирал был мрачен. Топорщил усохший от возраста гребень, сердито глядел на ряд экранов и ничего не видел. Кроме самих экранов. Пространство было чистым, если не считать далеких звезд из скопления Пета. Даже пыли почти нет — метеориты ее всю растащили, что ли?

— Ищите! — раздраженно проскрипел адмирал. — Он должен быть где-то здесь!

Сканировщики приникли к головному вычислителю и масс-уловителям. Чуткие приборы давно отследили возмущения в геометрии обычного пространства. Пространство искривлялось все сильнее и сильнее, готовое проколоться и впустить из-за барьера какое-то массивное тело.