Смерть империи

Пространный документ, принятый пленумом, признавал серьезные упущения в обращении с этническими группами и призывал к «обновленной федерации». В то же время в нем подчеркнуто отвергалась идея изменить структуру партии, чтобы обеспечить подлинную федерацию.

Есть немецкая поговорка, которую примерно можно перевести так; «Сказавши «А», говори следом «Б». Мне она вспомнилась, когда я читал проект национальной политики, утвержденный пленумом. Мне показалось, что Центральному Комитету удалось произнести «А», а вот «Б» он подавился. И вместо этого пустился туманно рассуждать, что должны где–то быть некие «А-прим», какими можно было бы завершить алфавит.

Вообще–то в документе признавалось, что «административно–командная система», созданная Сталиным, «игнорировала потребности национального развития» и «суживала автономию республик» до такой степени, что предоставленный Конституцией суверенитет сделался «во многом формальным». Более того, в нем указывалось, что имели место «массовые репрессии», насильственно переселялись целые народы, на основании ложных обвинений в национализме «подвергалась преследованиям» интеллигенция, В нем признавалось, что экономические решения принимались без учета их социальных и экологических последствий, что нанесло серьезный ущерб национальным ценностям и традициям. В нем опровергалось как мнение о том, будто различия между национальными группами уменьшаются, так и вывод о том, что национальный вопрос решен.

До сих пор все хорошо. Это значительно отличалось от самодовольного утверждения, сделанного съездом КПСС в 1986 году, и от суждений Горбачева, изложенных им в книге «Перестройка», вышедшей в 1987 году. И все же даже диагноз проблемы был неполным и могущим завести не туда, потому как в документе утверждалось также (при этом дважды), что существующий союз был «совершенно добровольным». Причина ясна. Поскольку в документе доказывалось, что все пошло не так только после смерти Ленина, и содержался призыв вернуться к подлинной ленинской политике, в нем едва ли могло бы быть признано, что Ленин совершил ошибку, отдав приказ о военном покорении многих из этих «республик».

Подобную нечестность можно было бы списать на необходимость пользоваться языком с двойным смыслом, окажись здравыми предписания для излечения болезни. Однако, несмотря на многословие по поводу того, во что выльются отличия «обновленной федерации», в документе отвергалась любая конкретная идея, которая могла бы к таким отличиям привести. И самое важное: в нем провозглашалось, что не должно быть и мысли о федерализме внутри самой Коммунистической партии.

Советская Конституция все еще содержала одиозную Статью VI, признающую Коммунистическую партию единственной законной политической организацией в стране и наделяющую ее «руководящей ролью» для всего общества. Таким образом, любая «федеральная» конституция оказалась бы пустышкой, если бы единственная законная политическая партия не была организована на федеральных началах.

К тому же в документе подчеркнуто отвергались самые важные требования республик: о том» что законы республик должны иметь преимущество перед законами СССР, а не составляться на основе «основных принципов», провозглашаемых СССР; о том, чтобы была ограничена иммиграция из других республик; о том, чтобы были установлены требования постоянного проживания для участия в голосовании. В документе также подтверждался принцип призыва на воинскую службу, не допускавший каких–либо возражений. Собственность в республиках могла принадлежать либо республике, либо СССР, однако не вызывало сомнений, какое из образований потребует себе львиную долю или у кого окажутся средства силой подкрепить свои требования.

Сразу по окончании «национального пленума» Шеварднадзе отправился в Соединенные Штаты на встречи в Вашингтоне и Вайоминге и для выступления в ООН. Похоже, что он был сдержанно оптимистичен в отношении того, что партия наконец–то обратилась к этой проблеме, и полагал, что теперь придется уделить внимание конституционному праву на отделение. Он предвидел разработку процедуры, которая позволила бы выйти из СССР законно и не нарушая порядка, однако сомневался, что дела зайдут настолько далеко, если власти станут подходить к данной проблеме с большей деликатностью. Шеварднадзе уверял нас, что сила не будет применяться ни в Восточной Европе, ни в Прибалтике. Использование силы в любом месте, заметил он, будет означать конец перестройки и, скорее всего, конец Горбачева.

————