Потребовалось несколько месяцев, прежде чем народы Восточной Европы, напуганные советскими вторжениями 1956 и 1968 годов, а также угрозами, заставившими Польшу объявить о введении чрезвычайного положения в 1981 году, осознали, что отныне они могут взять собственное будущее в свои руки. Но когда Горбачев принялся подталкивать их коммунистических руководителей к реформам, как это он сделал весной 1989 года во время своих поездок, люди в этом регионе узрели благоприятные для себя возможности.
Первое в Варшавском Договоре некоммунистическое правительство было сформировано в Польше в августе 1989 гола, Советская пресса отнеслась к этому с поразительной объективностью, а кое–кто из комментаторов по сути приветствовал подобное развитие событий. Шеварднадзе вскоре побывал в Варшаве, и Тадеуш Мазовецкий, новый премьер–министр, получил приглашение в Москву с уверениями, что Кремль больше не настаивает, чтобы одни только коммунистические правительства считались приемлемыми в так называемом советском блоке. Доктрина Брежнева, накладывавшая на СССР обязанность оберегать «социализм» в других странах, негласно ушла в историю.
Встречи на высшем уровне дают сбой
В январе–феврале, готовя свои рекомендации, я думал, что идея проведения ежегодных саммитов будет принята без вопросов. Президент Буш знал, какие трудности мы испытывали, устраивая встречи на высшем уровне, и, когда президентом был Рейган, сам высказывался в пользу частых саммитов, Встреча в конце весны или начале лета позволила бы ему осуществить пересмотр политики и вместе с тем убедить Горбачева в искренности своего намерения не терять темпа в улучшении отношений, достигнутого Рейганом и Горбачевым в 1987–1988 годах,
В марте, когда я прибыл в Вашингтон для консультаций, я был принят президентом и доложил ему о выборах в Советском Союзе, заметив, что было бы полезно назначить дату саммита и добиваться соглашения о ежегодных встречах. К моему удивлению, президент отреагировал так, словно подобная идея никогда не приходила ему в голову. Не воспользуются ли Советы встречей на высшем уровне, задал он вопрос, чтобы оказать на нас нажим, добиваясь уступок в переговорах по контролю за вооружениями? Я ответил, что не вижу, как это им удастся: когда они проделывали такое в прошлом, мы противились нажиму и, полагаю, готовы на это и впредь.
Брент Скоукрофт, новый помощник по национальной безопасности, полагал, что осложнить дело могут ожидания американской общественности. Если встреча не принесет крупного соглашения, средства массовой информации назовут ее провалом. Следует, ответил я, разъяснить, что целью встречи является обсуждение вопросов, а не заключение соглашений. Если мы добьемся ежегодных саммитов, общественность воспримет их как нормальную дипломатию и не станет всякий раз ожидать значительного соглашения. Еще я добавил: если мы станем откладывать встречу на слишком долгий срок, то ожидания могут возрасти и в то же самое время мы упустим возможность влиять на советскую политику в такое время, когда она на подъеме.
Президент завершил дискуссию, сказав: «Что ж, посмотрим», — однако, по голосу судя, не был убежден в необходимости скорого саммита.
В июне я снова оказался в Вашингтоне. Коллеги из советского отдела сообщили мне, что не заметили со стороны Белого Дома никаких признаков интереса к идее скорейшего саммита. Вот почему при встрече с госсекретарем Бейкером я повторил просьбу, высказанную в марте, сказав, что, на мой взгляд, Горбачев с Шеварднадзе все еще недоумевают, чем вызвана столь исключительно долгая пауза в разработке политики администрации. Бейкер и президент продолжали давать общие заверения, что мы желаем перестройке успеха и что усилия по улучшению отношений будут продолжены, однако Москва не видела особых сдвигов в том, что касалось конкретных предложений. Мне казалось, что имелась возможность достичь ряда выгодных для Америки целей и одновременно придать силы переменам в Советском Союзе, что позволило бы нам избавиться от холодной войны и наращивать все более широкое взаимодействие. Однако это потребует личного руководства президента и его личных встреч с Горбачевым. Чем дальше откладывается встреча, тем больше вероятность упустить такую возможность.
Бейкер с очевидным интересом прислушивался к моим доводам, но, выйдя из госдепа и направившись к Белому Дому, где мне предстоял доклад президенту, он попросил меня оставить при себе мои соображения о ситуации в Советском Союзе. Впрочем, во время короткой прогулки он передумал и, когда мы подошли к подвальному входу в Западное Крыло, сказал мне: «С другой стороны, Джек, почему бы вам и не рассказать президенту то, что вы рассказали мне про саммит».
Я так и сделал, и на сей раз мои соображения, похоже, пробудили подлинный интерес. Президент распорядился, чтобы его сотрудники тщательно взвесили все за и против и представили свои соображения.