Смерть империи

«Моя страна никогда не знала подлинной свободы и никогда не жила в условиях демократии. Ею всегда правили сверху. Это ее трагедия и корень нынешних бед как экономических, так и политических. Глядя на остальной мир, я вижу что преуспевают те страны, которые живут в условиях свободного общества, — общества, где правит закон, защищающий права граждан и способствующий развитию их творческих возможностей. Этого я хочу и для своей страны, потому что если в ней не произойдет перемен, она отстанет от остального мира. Не только Соединенные Штаты, Западная Европа и Япония отодвинут нас на задний план, — мы не сможем шагать в ногу даже с Южной Кореей, Тайванем и Сингапуром, если останемся в том положении, в каком находимся сейчас. Я никогда не смогу сказать это публично, но я действительно хочу перестроить мою страну по вашему образцу.

Может показаться, что это просто, но, поверьте, это не так. Вся история России развивалась в ином направлении, так что мне придется перевернуть русскую историю с ног на голову Петр Великий мог рубить головы, но демократию таким путем не создашь. Мне придется идти более трудным путем. Нашему народу не разрешалось принимать решения, поэтому люди не научились это делать. Вы свыше двухсот лет развиваете свои институты. А у нас нет свободных институтов и нет времени, какое было у вас, их создавать. Тем не менее я не могу просто взять ваши институты, внедрить их у нас и рассчитывать, что они будут функционировать. Мы должны покончить с нашей старой системой и дать людям возможность адаптироваться. Работать мне придется с тем материалом, какой у меня есть, — я не могу придумать другой народ или другую историю.

Хотя у меня есть общее представление о том, в каком направлении нам следует идти, никто не смог показать мне на карте дорогу, которая туда приведет. Предстоит немало испытаний и ошибок. И не думайте, что я обладаю в нашей стране большой поддержкой моих замыслов. Большинство населения либо не понимает меня, либо выступает против — особенно те, кому старая система что–то дала. Мне придется маневрировать и перехитрить последних и воспитать первых, поэтому некоторые мои действия могут показаться странными. Я надеюсь, что мне удастся заставить значительную часть компартии пойти со мной, что облегчит задачу, но если этого не произойдет, партии придется уйти со сцены. Мне надо только быть уверенным, что они не разделаются со мной до того, как я приму меры. Трудно сказать, кто победит, но не думайте обо мне плохо, если порой мне придется говорить разными голосами.

Что же мне нужно от вас? Ну, во–первых, понимание. Понимание и уважение. Я пытаюсь сделать то, о чем вы молились со времени окончания второй мировой войны: ликвидировать советскую военную угрозу, сделать мое общество открытым, установить господство закона, начать создан недемократических институтов и двинуться к рыночной системе — так ваши идеологи предпочитают именовать капитализм, но, надеюсь, вы понимаете, что я не могу пользоваться таким языком, во всяком случае, пока. А ведь это как раз то, о чем вы мечтали десятилетия, но безо всякой надежды, что это когда–либо произойдет.

Я преисполнен решимости, чтобы это произошло, но не потому, что вы этого хотите. Я поставил себе такую цель потому, что это нужно моей стране. Без модернизации она в двадцать первом веке станет калекой — если вообще выживет. Этот век, если и научил нас чему–то, так это тому что только свободное общество может выдержать конкуренцию в мире высоких технологий. Следовательно, я намерен произвести эти перемены не для того, чтобы оказать вам услугу, хотя вы должны признать, что объективно я вам услугу оказываю. Сколько вы потратили за последние сорок пять лет, чтобы противостоять советской угрозе? (И кстати, угроза–то была подлинная, хотя иногда вы ее и преувеличивали.)

Говоря о понимании и уважении, я хочу сказать: не относитесь ко мне, как к поверженному врагу. Прекратите разговоры о том, что вы выиграли в холодной войне. Если вы сделаете из меня неудачника, как же я смогу повести страну по пути, изобилующему такими трудностями? И потом не заслуживаю ли я хоть немного доверия? Ведь это я заставил советских военных — иногда хитростью — сделать необходимое. Я не дал им пригрозить силой Восточной Европе. Я подвел философскую основу под объяснение, почему окончание холодной войны в наших интересах, и что–то не заметил, чтобы вы мне в этом помогли. Давайте посмотрим фактам в лицо, Джордж: вы, Рональд и я положили конец холодной войне, Ни к чему задирать нос, изображая из себя победителей, — мы все победили!

Однако область, в которой я действительно нуждаюсь в помощи, — так это в экономике. В плане политическом я достаточно ясно представляю себе, к чему хочу придти, Я ведь изучал право и, хотя это было своеобразное право, тем не менее нам преподавали и принципы «буржуазного законодательства». Возможно, я не всегда это показываю, но я знаю, куда в этом плане мы движемся. А вот экономика — другое дело. Откровенно говоря, я знаю, что мы должны изменить существующую систему, но — хотя мне и неприятно в этом признаваться — я не представляю себе, как к этому подступить. Ваша система, похоже, работает, но она не заработает в моей стране, если люди не изменятся.

И тут мы подходим к главному: говоря о том, что мне нужна поддержка, я имею в виду не только деньги. Мне нужна помощь в определении того, что я должен сделать. На моих людей рассчитывать нечего. Они, как и я, ничего не понимают в рыночной системе. Всего пять лет тому назад они говорили каждому встречному и поперечному, что у нас лучшая система в мире, а теперь они говорят, что все плохо, но достаточно выполнять то, что они предлагают, и все наладится. Да ведь если я собираю на совещание двадцать пять человек, я слышу тридцать девять мнений.

А вы хотите сидеть в сторонке и ждать, пока у нас появится и заработает рыночная система. Тогда вы решите, что предпринять. Вам бы следовало быть банкиром — я слышал, ваши люди никогда не дадут в долг, пока проситель не докажет, что деньги ему не нужны. Но я считал, что государственные деятели–другие. Они должны идти впереди, а не вступать в игру лишь тогда, когда их ждет верный выигрыш. Неужели вы не готовы рискнуть, чтобы переделать мир к лучшему?

Ну хорошо, вы говорите мне, что наша нынешняя программа не годится. Я знаю, что вы правы, и потому так сегодня и резок. Но, черт побери, я вот уже два года даю понять, что нам не помешал бы ваш совет. И я не имею в виду избитые сентенции вроде: «Если возникнет боль, ускорьте темп». Этому я научился у Маккиавелли задолго до того, как встретил Джима Бейкера. В прошлом году вы прислали группу бизнесменов для встречи со мной, и они сказали, что мы правильно сделали, отказавшись от плана Шатали–на, а теперь все говорят, что мне следовало его принять. Если вы тогда так думали, почему же, черт побери, вы этого не сказали? Скорей всего, я бы ответил — не суйте нос в чужие дела, но если бы вы дали мне понять, что поможете при возникновении трудностей, все приняло бы другой оборот.

Не поймите меня превратно. Я знаю, вы не можете наставить меня и сказать, что надо делать. И я, безусловно, не хочу, чтобы вы принялись учить меня. Ваши институты, скорее всего, не смогут без больших изменений функционировать в нашей стране, и нам придется самим их создавать. Мы ведь люди гордые и нелюбим, когда иностранцы пытаются влезать в наши дела. Не стану утверждать, что с нами легче всего на свете работать. Но я думаю, что наша проблема в значительной мере является и вашей. Если мы потерпим неудачу, это будет трагедией для нас, но это будет очень нелегко и для вас. Откуда вы возьмете дополнительно сорок или пятьдесят миллиардов долларов в год на оборону, если победят наши тоталитаристы? А в моей стране, знаете ли, все еще находится свыше тридцати тысяч атомных боеголовок, если говорить только о них.

У вас большой опыт функционирования рыночной системы. У нас нет никакого, но мы знаем наше общество лучше, чем вы. Так почему бы нам не вместе подойти к решению этой проблемы? Почему бы на равных не работать над обшей проблемой? Трумэн и Маршалл нашли способ сотрудничества с Западной Европой в 1947 году, и мои люди говорят мне: главным были не деньги, а создание соответствующих институтов, навыков сотрудничества, объединение опыта. Наша ситуация — другая, но разве не следует применить тот же принцип? Неужели вы не можете предложить какой–то метод объединения наших лучших мозгов, а также мозгов из других стран «семерки», чтобы они вместе выработали какие–то решения? Я приму все здравые рекомендации, какие вы можете дать, если вы их предложите достойным образом, но я хочу получить ваши заверения в том, что если я приму ваши советы и попаду в сложную ситуацию, вы и ваши друзья придете мне на помощь! Не сидите в стороне и не выискивайте оправданий, даже самых хороших. Если мы упустим эту возможность, мы будет выглядеть не очень красиво в книгах по истории. Я имею в виду — мы оба».