Смерть инквизитора

— Я хочу спросить: соблюдаются ли здесь те же установленные законом правила и тот же полицейский регламент, что и в гостиницах, не принадлежащих церковным или религиозным корпорациям?

— Не знаю, — ответил дон Гаэтано.

— Но кто-нибудь, я полагаю, знает.

— Конечно. — Дон Гаэтано позвонил в стоящий перед ним колокольчик и среди мгновенно воцарившегося молчания позвал: — Отец Чилестри!..

Позванный поднялся из-за стола.

— Сидите, сидите, — сказал дон Гаэтано, — только ответьте господину прокурору, обязаны ли мы регистрировать наших постояльцев и отправлять данные о них в полицию. — Потом, понизив голос и обращаясь к Скаламори: — Я думаю, вы именно это хотели узнать.

— Обязаны.

— Спасибо, — поблагодарил его дон Гаэтано, потом повернулся к Скаламбри: — Вот видите, обязаны; но сомневаюсь, чтобы отец Чилестри когда-нибудь это делал.

— Почему?

— Как почему, — рассердился министр. — Да потому, дорогой господин прокурор, что мы тут в своем кругу, что здесь нечто вроде монастыря, как вы справедливо заметили.

— Нечто вроде монастыря, но не монастырь.

— По форме — нет, по смыслу — да. Мы собираемся здесь каждый год, в три или четыре очереди, чтобы размышлять, молиться… — Казалось, министр забыл о двух убийствах. И кто мог быть столь бестактен, чтобы напомнить ему о них?

Таким оказался комиссар, который, оглядевшись вокруг, убедился, что ни один из сотрапезников — кто от удивления, кто от испуга — не способен принести себя в жертву.

— Но два убийства, ваше превосходительство, два подряд!

Позже он говорил мне: «Плевал я на него: все равно через два месяца выходить на пенсию».

Министр покраснел от ярости, но сдержался.

— Вы, господин комиссар, можете оставаться при своем мнении, но, чтобы оспаривать мое, у вас нет ничего: ни доказательств, ни улик. А мое мнение таково: ни один из нас, находящихся в этом зале, двух убийств не совершал.

— Вы хотите сказать, никто из присутствующих, — вмешался Скаламбри.

— Вот именно: никто из присутствующих.

— Присутствующих, — повторил Скаламбри с нажимом.

— Да, присутствующих, — продолжал спор министр, но в голосе его послышалось колебание, он как будто заподозрил ловушку. Потом с тревогой обратился к дону Гаэтано: — Разве кого-нибудь не хватает?

— Все здесь, — ответил дон Гаэтано с подчеркнутой непререкаемостью. И уставился на Скаламбри, причем глаза его медленно сужались, как отверстие объектива, а взгляд из тусклого становился острым и быстрым. И по мере того как менялся взгляд, стала двигаться правая рука: точно лапа кота, который, играя, то выпускает, то убирает когти.

— Поскольку присутствуют все, — продолжал министр, — я могу подтвердить и скрепить подписью мое мнение: убийцы среди нас нет.

Так как он повысил голос, а в трапезной с той минуты, как дон Гаэтано окликнул отца Чилестри, все молчали и прислушивались к разговору за нашим столом, слова министра были встречены хором «правильно, превосходно, браво», а потом долгими неистовыми рукоплесканиями.

Когда они затихли, министр встал со стула и, делая пол-оборота вправо и пол-оборота влево, сказал:

— Мне приятно видеть, что вы все разделяете мое мнение.

— А вы предполагали, что кто-нибудь может быть другого мнения? — насмешливо бросил дон Гаэтано.

Министру словно выплеснули в лицо ведро холодной воды. Он задохнулся, засопел, собираясь что-то сказать, но не сказал ничего.

К тому же дон Гаэтано очень скоро опять заговорил, чтобы переменить предмет беседы, то есть вернуться к тому, о чем шла речь у них со Скаламбри:

— Да, боюсь, что отец Чилестри пренебрегал обязанностью сообщать в полицию данные о наших постояльцах… Это серьезное нарушение?

— Для обычного администратора гостиницы — весьма серьезное.

— Вы хотите сказать, что я не обычный администратор гостиницы? Спасибо.

— Это сказал его превосходительство. — Скаламбри указал на министра.

— Я только высказал свое личное мнение, я ведь знать ничего не знаю. И главное, у меня и в мыслях не было вмешиваться, ходатайствовать… Ведь я, к моему счастью, не министр внутренних дел и не министр юстиции, я занимаюсь другими вещами.