Смерть инквизитора

Когда «Контекст» был опубликован, в Италии началось светопреставление. Самая могущественная оппозиционная партия страны (будем называть ее без всяких условных оговорок ИКП) была возмущена, опечалена, оскорблена, потрясена и реагировала очень бурно. В газете «Унита» выступили не только литературные критики, но и четыре члена ЦК ИКП. Тут я не на шутку испугалась, поскольку кретинизм — явление универсальное. У нас тоже мог найтись какой-нибудь идиот, тиснуть злобную статейку, а потом автоматически возникнут трудности с переводом книг Леонардо.

Тогда я написала длинную статью «Кризис и альтернатива» о всякой всячине и спрятала в этой статье анализ романа «Контекст». Эту статью перевели в Италии, Шаше кто-то дал номер журнала, и вот я получила от него первое, такое дорогое письмо. Он писал, что я поняла и его душевное состояние, и события, намек на которые содержится в романе. И что неплохо бы некоторым товарищам из итальянской левой так же понять «Контекст». Я была очень счастлива. Это письмо было началом наших личных отношений.

Конечно, я и мечтать не могла, что когда-нибудь увижу Шашу. Но он начал присылать книги, изредка писать мне, как-то позвонил по телефону. Потом произошло чудо: я полетела в Рим, и через несколько дней Леонардо пришел в квартиру друзей, у которых я остановилась — Роберто и Франческа Тоскано, — принес новую свою книжку и цветы и обнял меня. Я не заплакала только потому, что почти никогда не плачу, но была близка к тому, чтобы разрыдаться. Леонардо сказал, что мы должны быть на ты. Я спросила: «Вы так предпочитаете?» А он в ответ: «Я настаиваю». Шаша в то время был депутатом парламента как независимый по спискам Радикальной партии. Однажды он дал нам с Франческой гостевые билеты, и мы пошли на заседание, где было невероятно скучно. Потом пришел Леонардо, забрал нас и увел в какое-то кафе.

В жизни не вела дневников, но тут записывала. Я прилетела в Рим 14 апреля 1983 года, и в записи перечислено, от кого меня ждали цветы и телеграммы, «главное — от Шаши». Мм виделись часто. Мария приехала 24 мая, и я сразу поняла ее роль в его жизни. Тема жена художника очень важна. Скажу коротко: Мария была достойной женой. Умная, деликатная, никогда не позволявшая себе вмешиваться в его решения, даже сиюминутные. Леонардо много курил, но Мария молчала. Она только радовалась, что он рано ложится спать и, следовательно, все же меньше курит.

Запись от 26 мая: «Шаша и Мария ужинали у нас, потому что завтра я улетаю. Он подарил мне литографию с видом Ракальмуто и какую-то чудную серебряную булавку с головой Гарибальди». Эта булавка так и лежит в моей московской квартире в красной коробочке, подле фотографии Шаши. Это он снят в Ракальмуто на фоне какой-то скалы. Я не знаю, что делать с булавкой, но все, что Леонардо когда-нибудь дарил мне, храню бережно, мне дорога каждая мелочь, не говоря уже о книгах с надписями. Кто-то из друзей Леонардо, бывший у меня в Москве, сосчитал, сколько фотографий Леонардо висит или стоит на полках: семь.

Естественно, друзья Леонардо и Марии стали и моими друзьями. Теперь, после смерти Леонардо, все мы еще больше сблизились. Мне кажется, это важно и для Марии, и для всех нас. Мария как бы в центре нашей большой семьи, члены которой живут в Палермо, Ракальмуто, Агридженто, Катанье, Милане, Париже, Москве. Ни Леонардо, ни Мария никогда не были в Советском Союзе. Ему хотелось приехать, но как-то не получилось.

А я не раз была их гостьей в Палермо и в Ракальмуто. В Палермо какой-то особенный дом: книги, книги, на стенах картины и эстампы, буквально нет ни одного свободного сантиметра. Телефон часто выключали, Леонардо не хотел, чтобы мешали. Телевизор есть, но в самой дальней комнате, потому что Леонардо никогда его не смотрел, а Мария не хотела беспокоить мужа ничем. Но, если приезжала я, все-таки телевизор включала. В квартире была «моя» комната, над кроватью висел портрет Кардуччи. Скромность их жизни удивительна: ни намека на светскость. Мария сама готовит и убирает, помощница приходит раз в неделю. Мы всегда ели на кухне. Иногда Леонардо сам готовил какое-нибудь блюдо — «для развлечения», как он говорил.

Дом в Ракальмуто немножко другой. Там еще есть место для книг. Собственно, это не Ракальмуто, это несколько одиноких домов в местности, называемой Ла-Ноче, в восьми километрах от Ракальмуто. Там совершенно тихо, зелень, зелень. Когда я приехала в первый раз в Ла-Ноче, в гости пришел сосед-крестьянин и стал расспрашивать меня, какая Россия, больше, чем Италия, или меньше. Все ему объясняла Мария. Этот крестьянин и некоторые другие, кого я встретила в Ла-Ноче, казались мне персонажами из книг Шаши. Его демократизм был подлинным, а не «стилизованным». Кто бы ни появлялся — такой вот крестьянин или лидер какой-нибудь политической партии, Мария так же тихо подавала кофе, Леонардо больше слушал, чем говорил, курил, порою улыбался. Никогда не слышала, чтобы он спорил.