Смерть инквизитора

Два дня Калоджеро не выходил из дому — видеть никого не хотелось, даже с товарищами по партии не хотелось говорить о смерти Сталина; со Сталиным его связывали воспоминания и надежды, как бывает при коротких отношениях, при крепкой дружбе, ему казалось, остальные недостаточно переживают случившееся, однако из выступления Тольятти в парламенте он понял, что все коммунисты испытывают единое чувство. Тольятти говорил за всю партию и нашел слова, в которых выразил общую скорбь коммунистов. Калоджеро повторял эти слова — и к горлу комком подступали слезы: «Сегодня ночью умер Иосиф Сталин. Мне трудно говорить, господин председатель. Душа подавлена горем, вызванным кончиной человека, уважаемого и любимого, как никто другой, потерей учителя, товарища, друга… Иосиф Сталин — гигант мысли, гигант действия… Военная победа над фашизмом останется в истории событием, связанным прежде всего с именем Сталина…» Это были слова, идущие от сердца, Калоджеро слышал слезы в прерывающемся голосе Тольятти. Умер не только великий вождь, умер друг. И кому-то приходило в голову называть Сталина тираном! Ну и ну! Не было коммуниста, который не расценивал бы действия Сталина, сталинские идеи и планы как свои собственные, задуманные и выношенные им самим; когда Сталин принимал решение, вместе с ним его принимал каждый коммунист, все равно как если бы они со Сталиным сидели и размышляли — с глазу на глаз, два старых друга, потягивающие вино и дымящие самосадом; реакционеры всего мира из кожи вон лезли, чтобы разведать коварные (так они выражались в своих газетах) планы Сталина, его тайные козни, но для коммунистов Сталин был все равно что мастер карточной игры, перед которым сидит противник, а за спиной стоят друзья, и, прежде чем сыграть, он показывает карту друзьям, закрывая от противника, и карта всегда выбрана правильно.

Сталин лежал теперь рядом с Лениным в мавзолее на Красной площади, забальзамированный. Трое суток над знаменитой площадью звучала музыка во славу великого человека. Великий Сталин был наследником великого Ленина. Кто сменит Сталина? Этот вопрос беспокоил Калоджеро, некоторые газеты уже предвкушали борьбу за власть, но даже если будет борьба, ее выиграют лучшие. Разве Сталин не взял в свое время верх над Троцким? Такие люди, как Сталин, не умирают, не оставив самых точных указаний. Берия или Молотов? Калоджеро считал, что Молотов.

Ничего подобного: во главе оказался Маленков, наверняка его наметил Сталин, Калоджеро прекрасно понимал почему. Оставляя вместо себя человека еще молодого, Сталин думал о двойной выгоде: во-первых, молодость Маленкова надолго обеспечивала страну постоянным руководством и, во-вторых, власть переходила в руки человека, которого вырастил Сталин. Глядя на фотографию Маленкова, Калоджеро сказал товарищам, что кутенок, дескать, Сталина не подведет — породистый, сразу видно.

Но вот началось нечто необъяснимое: врачей, сговорившихся отравить Сталина, выпустили; Берия, правая рука Сталина, был арестован и расстрелян как предатель; Маленкова сменил Булганин — генерал, и к тому же с эспаньолкой. Калоджеро признался одному приятелю: «У меня камень на сердце, не могу переварить эту историю с Берией, если Сталин столько лет пригревал предателя, значит, многое было сделано по-предательски, а тут еще этот генерал…» — но верил, что все образуется, и соглашался с буржуями, которые говорили о борьбе за власть. Хрущев ему нравился: после первых кренов можно было рассчитывать, что штурвал в надежных руках.