Смерть инквизитора

При виде костра фра Диего не переменился в лице, не потерялся, не выказал признаков страха или ужаса. Его, по-прежнему привязанного к стулу, водрузили на кучу дров, а стул привязали к столбу. Два ученых священника, по пути от собора до площади Святого Эразма пытавшиеся склонить его к покаянию, отошли в сторону. Последняя попытка убеждения: дважды делали вид, будто поджигают костер, и наконец фра Диего сказал, что хочет говорить с театинцем Джузеппе Чикалой — одним из двух священников, сопровождавших его на повозке. Театинец, неведомо почему — вероятно, расчувствовавшись (и это тоже могло быть причиной, по которой фра Диего спросил именно его), — смешался тем временем с толпой и, по-видимому, думал отказаться от зрелища, но его окликнул многоголосый хор. Он снова подошел к приговоренному. Я переменю суждение и Верование и покорюсь Католической Церкви, сказал фра Диего, ежели телесную жизнь мне даруете. Театинец ответил, что приговор теперь уже не подлежит изменению. И фра Диего: а зачем тогда пророк изрек: Nolo mortem peccatoris, sed ut magis convertatur, et vivat? [22]. И когда театинец ответил, что пророк подразумевал духовную жизнь, а не телесную, фра Диего произнес: Значит, Бог несправедлив есть.

При сих кощунственных словах подожжены были дрова, и скоро окутано дымом, задушено, изжарено и испепелено презренного Еретика подлое тело, и осталось бешеной злокозненной душе мучиться и богохульствовать вечно. Повелел Монсен. Архиеп. — Инквизитор, движимый праведными побуждениями, чтобы наутро вовремя мерзкий пепел собран был и развеян по ветру.

Доктор Аурия счел уместным добавить от себя сверхъестественный штрих в заключение краткого отчета об этом аутодафе, приведенного им в своем дневнике:

Всем видна была, тоже и мне среди присутствующих, покуда презренный и злостный преступник на сказанной площади Св. Эразма находился, большая стая воронов, кои кричали и громко каркали вкруг него и не оставили его до самой смерти. И всеми сочтено было, что это бесы, помогавшие ему в жизни, кои в конце унесли его в ад на вечные муки.

Странно, что отец Матранга, столь внимательно наблюдавший за естественными и сверхъестественными приметами, совпавшими с аутодафе, не обратил внимания на этих воронов-бесов, тем более что их заметили все. (В действительности же хронист увидел эту стаю воронов несколькими годами позже, на странице, посвященной делу фра Диего доминиканцем Джованни Марией Бертино в его любопытной книге Sacratissimae Inquisitinis Rosa Virginea, изданной в Палермо в 1660–1662 годах.) Зато от дона Винченцо Аурии ускользнул разговор между фра Диего и отцом Чикалой — разговор, который, по нашему мнению, следует расценивать не как уступку со стороны осужденного, не как проявление страха, но как возможность доказать народу неумолимость жестокой веры, утверждавшей, будто она исходит из милосердия, из сострадания, из любви.

* * *

Мы охотно бы предались дьяволу, заключив с ним соглашение, если могли бы получить взамен книгу, которую фра Диего написал собственною своею рукою со многими еретическими заблуждениями, однако ж писанную невнятно и тысячью нелепостей изобильствующую; но при всем желании доктора Аурии и досточтимейших инквизиторов, принимавших эти соглашения за чистую монету, совершить подобную сделку с дьяволом невозможно.