Смерть как искусство. Том 1. Маски

– Ну как же, он же и вызвал милицию, когда узнал. А узнал он случайно. В общем, это давно было, я подробностей и тогда не знала, а сейчас уж и не вспомню.

– Насколько давно?

– Года четыре назад, может, три. Нет, точно не скажу.

Настя с трудом сдержалась, чтобы не улыбнуться. Глядя на Арбенину, слушая ее, учитывая ее особое положение в театре, трудно было поверить, что она может не помнить каких-то подробностей. Ох, темнит бабушка русского театра, ох, темнит! Интересно, почему?

– А фамилию этого завпоста помните?

– Скирда, Леонид Павлович Скирда.

Уже хорошо. Зарубин его проверит. Значит, с памятью у Евгении Федоровны все в полном порядке, зря она на себя наговаривает. И не завпоста Скирду она покрывает. Тогда кого же?

– А еще какие-нибудь подобные истории были? – спросил Антон.

– Деточка, – нетерпеливо вздохнула Арбенина, – я вам уже сказала: артист убить не может, не такова у него психика, не таков образ мысли. А что касается других служб, я совершенно не представляю, что там у них происходит. Театр так устроен: каждый знает только свою службу, свое дело, свои обязанности, к другим не суется и не интересуется. Каждый думает только о том, чтобы свой кусочек работы выполнить как можно лучше, потому что от каждого такого кусочка зависит судьба спектакля. И тут уж не до того, чтобы вникать, кто чем занимается за стеной, кто за что отвечает и кто с кем поссорился.

Н-да, одно за этот день пребывания в театре Настя Каменская усвоила прочно: никакого сора из избы. Внутри, между собой, – все что угодно, но наружу – ни-ни.

Прежде чем звонить услужливому помрежу Федотову, надо связаться с Сережей Зарубиным и дать ему информацию про Леонида Павловича Скирду. Сам-то Скирда вряд ли совершил покушение на Богомолова, слишком прямолинейно, слишком высок риск, ведь его историю помнят в театре, но за ним, вероятнее всего, стоит какая-то организованная сила, и вот она-то как раз вполне могла свести счеты с худруком, обломавшим им всю малину. Но, с другой стороны, прошло столько времени… Почему сейчас? Почему не раньше? Ладно, не должна у нее голова болеть на эту тему, ее задача – искать и находить информацию в театре «Новая Москва», а уж Сережка пусть сам решает, что с этой информацией делать.

– Пойдемте, я покажу вам театр, – предложил Федотов, встретив Настю и Антона в коридоре «женской» стороны. – До начала спектакля полтора часа, все заняты, рабочие монтируют декорации, реквизиторы готовятся, потом начнут подходить актеры, им будет не до вас. Я тут немножко посвоевольничал, договорился с главным администратором, он сможет с вами побеседовать после начала спектакля, во время первого действия. До начала у него самое сумасшедшее время, а потом он готов ответить на ваши вопросы.

– Вы – наш антрепренер? – усмехнулся Антон. – Или директор?

Настя незаметно ткнула его локтем в бок. Зачем он нарывается? Да, этот Федотов навязчив и чрезмерно любопытен, но без него они бы тут совсем пропали. И вообще, людей не надо обижать, это золотое правило любого опытного оперативника.

Однако Александр Олегович Федотов и не подумал обижаться.

– Помилуйте, я – ваш гид-переводчик, это будет ближе к истине. Ну так что, пойдем смотреть театр или вам не интересно?

– Нет, нам очень интересно, – поспешно откликнулась Настя.

Антон только молча кивнул, дескать, да, любопытно было бы взглянуть, но энтузиазма в его глазах Настя не заметила.

Помреж повел их по служебной лестнице наверх, открыл железную дверь, прошел вперед и сделал приглашающий жест рукой.

– Проходите, только очень осторожно, смотрите под ноги, здесь открытые люки.

Они оказались на верхней галерее, узкой, темной и, на первый взгляд, абсолютно ненадежной конструкции. Насте моментально стало не по себе и захотелось вернуться назад, на такую понятную, хорошо освещенную служебную лестницу. Она покрепче ухватилась руками за перила, которые показались тонкими и шаткими. Антон, между тем, чувствовал себя совершенно уверенно, легко передвигался по галерее вслед за Федотовым и задавал массу вопросов.

– Это штанкетное хозяйство, – Федотов показал на множество тросов и толстых канатов, на которых были укреплены тяжелые противовесы. – Выше уже только колосники.