Какой цвет должен меня окружать? Чёрный? Я всегда любила в школу носить чёрные юбки, и чёрные футболки мне нравятся, а чтоб целый шар вокруг меня? Ну, нет. Я сама себя в темноту погружу. Жёлтый? Ага, конечно, буду светиться как лампочка. Нет, тоже не то. Синий? Нет, тучкой тоже быть не хочется. Может белый? Ну, как у Мирона? Красиво же… Представила себя в белом шаре и поняла, что не хочу такого же, как у кого-то… Хочу свой, неповторимый. Серебристый? Ну… Что как сорока, все блестящее себе. Зелёный? Красный? Фиолетовый? Розовый? Оранжевый? Цвета, конечно, красивые, но чтобы навсегда… Нет… А интересно, можно сделать так, чтобы мой шар подстраивался под мое настроение? Пусть он изначально будет бесцветным. Да.
Когда я пришла к этой простой мысли, мне стало так хорошо, спокойно, как будто я только что узнала, что свободна и обеспечена.
В эту секунду поняла, что уже не бегу, а как-будто зависела на одном месте.
Открыла глаза и заорала от страха! Я парила над полом. Вот секунду назад я бегала и слушала одногруппника, а теперь уже падала с высоты в несколько метров. Орала так, как ни разу за несколько лет в этом мире.
Если кому-то могло бы повести и его бы в последний момент поймали сильные надёжные руки друга\врага\любимого, то мне опять не повезло, и я просто мешком свалилась на пол.
Боль прострелила от копчика, на который я свалилась, до черепной коробочки, из которой вылетели остатки мозгов, ну, тех, что еще не вышибли из меня Витор и теперь Балид. Го-о-спо-ди-и-и. Как же больно. Я продолжала поскуливать, но никто не торопился меня спасать. Из глаз лились слёзы, так больно мне не было давно. Это не та боль от драк в отдельно взятых участках тела, нет, эта боль была всепоглощающая.
Сколько прошло времени, пока я смогла успокоиться и пошевелиться — не знаю. Но когда перевернулась на живот и попыталась встать, увидела напарника, стоящего в каком-то трансе.
— Ты говоришь?
Да блин! Ну как так? Может сделать вид, что ему показалось? Тем более сейчас, после его слов, прислушалась к своему горлу и поняла, что оно болит от криков, после нескольких лет почти бесперывного молчания. Если у графа я хотя бы сама с собой иногда говорила, то у Витора старалась чаще молчать, чтобы во время тренировок не проговориться.
Ладно, была-не была!
Утвердительно кивнула. "Говоришь" — сильно сказано, но не буду придираться к словам.
— Ты говоришь… — его заело что ли? — говоришь, значит. Подожди! А как ты тогда во время боя молчишь? А заклинания читать? А если тебе больно?
Тяжело вздохнула и села на скамейку, стоящую возле дальней от двери стены. Жестом позвала парня присесть рядом.
— Мне…ещё…труд-кххм-удно говорить.
От каждого слова горло будто наждачной бумагой чистили. Как давно я не пользовалась голосовыми связками. Сейчас голос стал скрипучий, низкий, "простуженный" или "прокуренный", но на самом деле просто организм давно не направлял достаточно сил на поддержание работы нужных для речи мышц.
— Я не понимаю, почему ты вообще молчала все это время?
В голосе парня было столько участия и сопереживания, что я решилась на рассказ о своей жизни, смерти и выживании.
19 глава
— Поганка? — парень сидел рядом со мной и хохотал. Серьезно, из всего моего рассказа его зацепила именно поганка, точнее то, как я нарекла их местную богиню. — У нее много имен, и все так или иначе связаны с тем, что она воплощение света и добра, — вот сильно я засомневалась в этом! — у нее белая кожа, светлые глаза, губы, волосы, — ну я же говорю — поганка! — ее имена — это выбор людей. У нее даже, наверно, и нет какого-то своего имени. Просто каждая наша деревня, даже в городе — все называют ее по-своему. Беланна, Бела, Беладонна.
Кстати, меня заинтересовало именно последнее. Насколько я помню рассказы мамы, беладонна — это какая-то жутко опасная трава. Ага, прямо как эта поганка — подставила маленького ребенка, отправила на такие муки, да еще соврала! И мама с папой, скорее всего, так и не узнали, что их непутевая дочь жива.
— Эй, ну ладно, не грусти. — Мирон видимо решил, что я стала грустной из-за его смеха. Но нет. Просто я привыкла прятать воспоминания даже от самой себя. А тут как-то накатило…
— Слушай, Мирон, раз уж ты сегодня знакомишь меня с этим миром, объясни мне, почему вы здесь одеваетесь, живете, разговариваете так… современно, понятно, а там, где я жила столько лет, все были как из моего средневековья? Непонятные платья, графы — служанки, наказание, работа за еду? Это что за пространственно-временная дыра? — Говорила я еще тихо и медленно, но парень терпеливо слушал меня и отвечал на мои вопросы. И это было чертовски приятно — просто поговорить с кем-то.