Смерть как признак неудачи (СИ)

В этот вечер они пришли такими злыми, какими бывали только в первые дни нашей совместной жизни. Но что особенно примечательно, впервые в таком состоянии со мной спокойно заговорил не красноволосый ангел, а наш белокурый "земляк".

— Нема, то есть Ма-ша, ты ела? Пошли, поедим вместе? — Сказать, что я удивилась, значит бессовестно соврать. Балид никогда не звал меня поесть с ним, тем более, когда был таким злым. Я так растерялась, что просто молча прошла за ним. В это время Мирон лёг на кровать, ни на кого не обращая вримания.

— Балид, что у вас случилось?

— Мастер зверствовал. — Командир даже голову не повернул от плиты, но я поняла, что он врёт. И если надавлю, точно ничего не скажет.

— Ладно. Мастер, значит мастер.

— Ты мне скажи, почему раньше не сказала, что можешь говорить? — Теперь была очередь напарника допытываться. Вчера я так ничего и не рассказала. Да, собственно, и некому рассказывать было.

— Да я и уверена не была, что могу. Столько лет молчала, что попытка заговорить была весьма болезненной. Ну, и привыкла я уже молчать. Голос стал другим, не моим. Связки, горло — все болит после любых разговоров. Да и, — хитро улыбнулась парню, ну или постаралась, — немые не выдают секретов, значит при них можно не бояться говорить. Представляешь, ведь люди даже не задумываются, что немой может написать. Но нет. Немых считают какими-то не полноценными, неадекватными, глупыми. Смешно.

— Смешно… — Только по сосредточенному лицу поняла, наш командир понял меня, понял, как никто до этой секунды. Понял что-то, что я сама не могла понять. Может в силу возраста, может в силу обстоятельств, сложившихся вокруг меня в последние годы. — Пошли спать. Завтра у нас тренировка, а послезавтра у Мирона опять бой. Он решил отыграться за проигрыш. Хотя мастер против…

Видимо поэтому они и пришли злые.

На этот бой мастер Владлен меня не пустил. Пришёл примерно за час, забрал парней, а меня оставил в комнате и дверь запер. Ну вот и как вообще это понимать?!

Пришедшие только ночью парни сказали, что Мирон выиграл. Но мне было откровенно плевать, я спала.

Дальше две недели шли до зубного скрежета противно. Я будто снова оказалась в рабстве. Уборка, готовка и все без возможности выйти из комнаты. Меня каждый день запирали.

От этого конкретного дейстаия я начинала злиться и обижаться. Неужели, если бы мне просто сказали, чтобы я не выходила из комнаты и не напрягала себя лишний раз, я бы ослушалась? Нет! Но ведь заботой тут и не пахло. На меня свалили стирку, починку и приведение в порядок спортивных вещей после боёв, коих у ребят было в эти две недели необычайно много. Мастер заставил меня выучить столько учебников, что памятная глава о крестьянах из далекого, уже будто чужого детства, вызывала острый приступ ностальгии.

Я стала много думать и вспоминать, грустить, паниковать, огорчаться, разочаровываться. Особенно остро чувствовала последнее. Разочарование было от людей, ни разу больше не поинтересовавшихся моим самочувствием разочарование в себе самой — как быстро я привыкла, привязалась к чужим людям. Как быстро стала забывать дом, семью. Как легко поверила этим людям, этому месту. И так противно становилось, горько, хоть волком вой…

А еще очень хотелось с кем-нибудь поговорить. Высказаться. Рассказать о своих сомнениях, тревогах, о своей дурацкой влюбленности и ревности, обиде и страхе.

Да, я стала очень бояться того, что рана плохо заживет и я не смогу продолжить заниматься.

Но несмотря на мои страхи, рана затягивалась быстро, в этом ей помогала магия воздуха.

А хорошего слушателя я нашла в собственной голове. Из-за того, что днём я постоянно думала о Мироне, он стал являться мне и во снах.

С красноволосый ангелом мы гуляли по крышам, сидели на берегу какого-то озёра или большого пруда, прогуливались по парку.

И говорили, говорили, говорили. После таких снов просыпаться всегда не хотелось.

В предпоследний день моего вынужденного "отдыха" ребята забыли закрыть дверь, что не удивительно, ведь оба были на взводе. Хотя мне доказывали, что все в порядке.

И мне так отчаянно захотелось выйти из этой комнаты, после долгих трёх лет в заточении у Витора, я поняла, что физически не могу находится в одном и том же помещении долго. Я снова становлюсь рабыней, служанкой, сама себя ломаю и становится хуже, чем было до этого.

Поэтому подождала, пока ребята отойдут подальше и пошла следом. Хоть посмотрю их тренировку. И то развлечение.

Дверь в зале была закрыта неплотно, видимо, мастер еще не пришёл, а вот Балид и Мирон опять говорили на повышенных тонах. Как-то само собой вышло, что я начала подслушивать.

— А поделиться ты, значит, этим не хочешь? Она не имеет права знать, что вы единодушные?

— Да я даже не уверен, что это так! Меня вообще сейчас больше волнует команда Фрола. Из-за моей ошибки они могут попытаться убить Машу.

— Ошибки? Ты убийство Жикарда ошибкой назвал? Ничего себе ошибки у тебя! Может поможешь исправлять собственные ошибки? А, мелкий?