Смерть Калибана. Повести

– Вот что значит, лесовичок ты мой замшелый, твоё великое сидение в медвежьем углу! Совсем одичал! Тачку я на утро заказал к подъезду и в пять минут был уже в поезде, даже успел классно выспаться. Ну, всё-всё, кости переломаешь!..

Владимир вырвался из объятий Николая. С удивлением, осмотрев железную конструкцию, стоявшую позади, спросил:

– Это что за бронтозавр? А твой где?

– Где, где, – пропил! Подумал, – всё равно, этот лосяра раздолбает за неделю мой моциклет, гоняя по лесу, так уж лучше, пока он новый, пользу хоть какую-нибудь получить с него! Давай, загружайся!

Трясясь в коляске, Владимир всю дорогу пытался разговорить своего друга, но тот только хмыкал и довольно улыбался. Он наслаждался присутствием Владимира, как будто тот был частью его личности, долго, будучи недоступной, и вдруг заново обретенной. Глядя на чуть раздобревшее, с наметившимися мешочками под глазами, на пробившуюся седину в волосах, Николай всё еще видел в этом человеке того давнишнего, вечно голодного, худого, со следами пота на запылённом лице, лейтенантика…

Едва войдя в дом, Николай бросился собирать на стол, что припас накануне. Картошка в чугунке ещё дышала парным теплом, и кучка зеленого лука высилась на столе, рядом с накрытым полотенцем караваем ржаного хлеба. Грузди и маслята в стеклянных банках манили своим незамутнённым цветом, сохранившимся в первозданности и такими же тонкими, четкими, без изломов и крошева, очертаниями. Присутствовали на столе и емкости поизящнее, четвертных размеров бутыли, наполненные по горлышко прозрачным содержимым, а рядом, притулившись к ним, как испуганные детки, глядящие из-за мамкиного подола, стояли гранёные стопочки. И, конечно же, в жбане, изготовленном, судя по виду, из дубовых дощечек, таился ядрёный квас.

На особом блюде Владимир узрел несколько жареных птичьих тушек, и тут же, по соседству, на другом блюде пол-окорока со шматком сала, уже нарезанным и потому источающим одуряющий аромат по всей избе.

Устрашенный обилием снеди, выставленной на столе, Владимир удивленно протянул:

– Ну, Коль, нашу бы сейчас роту сюда! И кому же ты столько наставил, ведь жрать – дело свинячье, а мы сейчас вот что употребим!

И, протянув Николаю привезённый рюкзак, скомандовал:

– Раз-вя-зать!

Николай, заглянув в отверстую пасть рюкзака, только увидев его содержимое, тихонько присвистнул:

– Вот это да! Это ведь вагон денег стоит!

– И маленькую тележку! – Владимир хохотнул. – Не бери в голову! Сколько мы с тобой не виделись, а? Почти два с половиной года! Так? Так! Выдам тебе маленький секрет, откуда всё это. Я подумал, подумал и сделал открытие. Я открыл счет в сбербанке и положил туда несколько монет. Так вот, в результате этих операций и моего героического воздержания, за год с лишним я стал почти миллионером. Вон в том «кошельке», открой, пожалуйста, я привёз остальное.

И пока Николай возился с «кошельком», представляющим собой небольшой рюкзачок, Владимир закончил свою речь:

– Хотел тебе свадебный подарочек соорудить, но, вижу, промашка у меня с этим вышла. Слухи так и остались слухами. Ты что же, вообще не будешь жениться?

– Так получается…

Николай аккуратно завязал рюкзачок с деньгами и добавил:

– Здесь с женским вопросом всё по нулям.

– Не, это что значит?! Ты просто обязан жениться! – вскричал Владимир. – Хороших людей, таких как ты, просто нужно в принудительном порядке обязывать вступать в брак. Выходит, плодится всякая шушера, а те, кто составляет цвет нации, дохнут по углам! Всё, поедешь со мной, у нас с Нинкой есть такая знакомая, умереть – не встать!

– Хо-хо! Всё, садимся! Вечером банька, как всегда…

И пошло-поехало! Через час братья-однополчане перебрались на седьмые небеса и воспоминания полились полноводной рекой. Пили по поводу годовщины «дембеля», за встречу, за здоровье присутствующих и Володькиных детей. Владимир показывал фотографии, а Николай, умильно приобняв его за шею, приговаривал: «Вот это растут!.. Ведь только-только из коляски… сам же катал…».

Сидели долго и неспешно. Больше глядели друг на друга и хмыкали – каждый своей мысли. И когда она созревала, её высказывали, а уж удачная она была или нет, – дело сотое. Был повод, – кусочек мнения, – и тогда приятели сдвигали стаканы, приговаривая: «А ведь именно об этом и мечтали там, в этих долбаных горах!». Так длилось и час, и два. Заполдень, когда солнце выпарило тонкий ледок с пожухлых листьев и трав, осеребренных октябрьским инеем, они, не сговариваясь, встали. Следуя давно заведенному ритуалу, направились в баньку. Парились обстоятельно, не торопясь, с бережным тщанием обмахивая друг друга припасенными Николаем веничками. Пар, поднятый до состояния струящегося марева, выжимал из мужиков весь, без остатка, принятый хмель. Когда становилось невмочь, они с порога, ухая, прыгали в стоявшую рядом метрового обхвата деревянную бочку, до краёв наполненную колкой морозной водой.