Смерть Калибана. Повести

Морозное утро, обещавшее стать ярким и солнечным, разбудило его стеклянным хрустом ломающихся льдинок под ногами пришедших на ферму людей. Ничего не предвещало стать ему временем битвы, но предчувствие, никогда не подводившее Калибана, сказало: «Приготовься – тебе отпущено…».

Налетевшим ветром до него донеслись запахи собачьей свадьбы. Калибан знал, как возбуждено в такое время всё живое. Он предчувствовал на себе и на тех островонных собаках гибкую, неизбежную петлю судьбы, которая сейчас неминуемо стянет их в единый крепчайший узел и только смерть сможет развязать его. Для него эта схватка давала последний шанс выйти из постыдной неволи победителем. Калибан, чувствуя всё это, готовился к битве с тщанием опытного бойца. Зная, что последует в схватке в каждую последующую минуту, он, прижавшись к стене, неразличимо слившись с ней, застыл, терпеливо ожидая ненавистных врагов.

Собаки были разгорячены гоном. Молодая сука, уже не сдерживая свою похоть, искала только удобное место. Инстинкт подсказал ей, что там, в проходе между двумя свинарниками будет удобно ей выделить из всей стаи одного, потребного на право стать отцом её щенков. Она его уже наметила. Отбиваясь от настырно наседавших молодых самцов, оттесняла крупного, бывалого кобеля, поближе к узкому проходу. Там было можно проскочить только вдвоем, на что она и рассчитывала, давая понять своему избраннику, что ему делать.

Умудренный многими годами удачных случек кобель, словно приклеенный рванулся вслед и они, проскочив узкую калитку, вдвоём ринулись по проходу, ослеплённые жгучими позывами естества.

Кличем смерти раздавшийся вой заставил застыть вокруг всех. Калибан, темной молнией проскочив несколько метров, всем телом подмял под себя самку. Её вопль длился мгновение и был ужасен. Казалось, что перед сворой собак возникло в образе вепря само воплощение смерти. Калибан первым прервал застывшую тяжесть времени. Он неторопливо поднялся и коротким рывком швырнул тело издохшей суки в тесный круг кобелей. Собаки отпрянули от грузно ударившегося о землю мёртвого тела. Казалось, это тело, как некий рубеж удерживало их от того рокового шага, за которым наступает необратимость схватки. Калибан стоял, мощный, как скала, приподнимая верхнюю губу, обнажив сабельной длины клыки. Собаки, видя это смертельно грозное оружие, инстинктивно скалили свои зубы.

Внезапно, как выстрел, истеричный визгливый лай потерявшего самообладание молодого кобеля в одно мгновение уничтожил зыбкую нейтральную грань. Только одно мгновение отделяло их – вепря и свору, – а в следующий же миг возникла на этом месте плотная, хрипящая масса, слитых воедино тел.

Плотный клубок постепенно распадался на неподвижные окровавленные комки, которые оставались на месте откатившейся в сторону схватки. Но всё же полутора десятка собак никак не могло хватить на то, чтобы создать даже видимость перевеса. Оставшиеся в живых, отскочив на безопасное расстояние, снова обступили вепря плотным полукольцом. Они исступлённо захлёбывались лаем. Их лай, сливаясь в слитный рёв, далеко разносился окрест, распугивая вокруг всё живое. Вороны, поднятые на крыло, добавляли в этот рёв своё истошное карканье, порождая звуки, чуждые слуху живых.

В деревне люди, прислушиваясь к этим звукам, видели, как мимо них со всех ног проносились собаки. Они мчались отовсюду, молча и сосредоточенно, туда, где вскипал, поднимаясь к небу страшный стон-рычание. Сидевшие на привязи их товарки, задыхаясь от напряжения, рвали свои верёвки, вырывали из стен цепи вместе с посаженными на гвозди поводками, перемахивали через заборы и летели туда, в адский водоворот смертельной схватки. Было в их исступлённых действиях что-то апокалипсическое. Будто кто-то неведомый сказал им: «фас его, фас…», и они приняли этот посыл, как последнее дело в их жизни!

Перед Калибаном появлялись всё новые твари этой ненавистной ему породы существ. Он знал, что собаки тоже из его, звериного рода, но, продав свою свободу, служат теперь людям лишь за возможность получить подачку из их рук. Иное дело были волки, в которых он видел себе равных, а потому достойных внимания.

Но сейчас обстоятельства были иными. Калибан, не имея возможности посчитаться впрямую со своими врагами, – людьми, – с облегчением принял данную ему судьбой возможность выместить всё, что накопилось в нём, на этих жалких рабских тварях. Он радовался тому, что они, наконец-то, оказались в его власти и не смогут уйти, пока кто-то из них не возьмет верх в этой битве.