Второй – звероподобный заросший, казалось, по самые глаза чёрной, косматой бородой мужик в гражданской одежде сообразил сразу, но помогло ему это мало. Он уже разворачивался обратно, задирая вверх руки, как ему в голову, куда-то в район уха, попала пуля. Опять раздался стук, только в отличие от первого влажный и с каким-то чмокающим звуком, с другой стороны его головы вылетел фонтан крови вперемешку с мозгами.
Все остальные надзиратели рассмотрели всё это в мельчайших подробностях и рванули, толкаясь и отпихивая друг друга, в распахнутую «Старшиной» калитку чуть ли не бегом. В это время к нам подтянулся «Серж» и достаточно громко заверещал ещё на бегу:
– Командир! Пленных четыре дня назад привели из Резекне, а там собирали из двух составов, из-под Ленинграда и из-под Харькова! – Понятно, что его пробило. Я про Харьков ему и Елагину рассказал. Вот его сейчас колбасит-то. Я, если честно, не помню, когда у нас харьковская операция началась, но здесь всё не так, немного по времени всё же отличается.
– Чего орёшь? Весь лагерь перебудишь. Сколько народу привели? И почему сюда, а не в 347-й шталаг в Резекне? Сколько вообще человек в лагере, выяснил?
– В Резекне уже некуда. Там всё битком. Последние несколько недель туда идут эшелоны из-под Ленинграда. Называют Мясной Бор и Любань. – Голос «Сержа» звенел от волнения. Периодически я рассказывал посвящённым в нашу историю трагедию Мясного Бора и Ленинграда, что помнил конечно же.
– «Батя» работу закончил? «Старшина»! Бери «Батю», Йону и троих из этих. – Я кивнул на прислушивающихся надсмотрщиков. – Вскрывайте склад, готовьте еду, остальных повесить, если не нужны. – Сказал я это специально, мигнув «Сержу». Сейчас он из них быстро информацию выдоит.
Так и получилось. Строй стоящих нестройной кучкой надзирателей рухнул в пыль двора, жалобно блея на разные голоса. Эти уроды не Елагин, о них можно ноги вытирать, а вот что интересно, один так и стоит, только молится и крестится. О как! Интересный подход к делу. Неужели по убеждению в надзиратели пошёл? Так он тоже в гражданской одежде, как и тот, которого «Фея» вторым завалила! Надо выяснить, что это за звери, может, петля для них за счастье?
Узнали всё мы очень быстро, лучше бы не узнавали. Как теперь жить с такими знаниями? А как живут вот эти, которые у нас в ногах валяются? Действительно звери, зверей просто некуда. Зверями таких называть, зверушкам смертельное оскорбление нанести. Девять штук их, из общего числа лагерных надзирателей. «Старшину» аж трясёт от такой информации, «Серж» белый весь.
«Серж», Арье, «Гном» и Йона у нас без масок. Мы же собирались делать «Сержу» рекламу? Вот с дома начали, здесь продолжим, будет у меня суровым, но справедливым советским командиром в окружении злобных евреев отморозков. «Серж» у нас в чёрной перчатке на левой руке, упёр обе перчатки у одного из гестаповцев в доме.
Ранение в голову мы с Елагиным озвучивать не стали. Перебор. Здесь это не нужно, не думаю, что кто-то из пленных доберётся до линии фронта и попадёт в НКВД, но предосторожность не лишняя. Скорее к немцам попадут, так что на всякий случай сделали, мало ли кто их будет спрашивать и что они напоют на допросах.
Я у пулемёта опять один. «Гном», Арье, «Старшина» и «Серж» пошли в барак к старым пленным, их отдельно держат, искать знакомых и тех, кто мне нужен для моих дальнейших задумок. Весёленькие дела здесь творились, обхохочешься.
Гражданская одежда это что-то вроде отличительного знака – задумка самого коменданта. Для того чтобы её получить, надо придумать какое-то зверство и в результате стать старшим надзирателем. За год такое удалось сделать девятерым. Пересказывать не берусь, но впечатлены все. Зверские кастрации и затравленные овчарками люди в качестве наказания за малейшую провинность – это самое простое, что нам пришлось выслушать.
Я тоже сейчас всем устрою кастинг, по результатам которого отберу отдельную команду исполнителей. Не самому же мне Ранке на кол сажать? Никому из моих бойцов доверить этого нельзя, крышей съедут, а мне они дороги как память о времени, когда я ещё был человеком. Ну да, придётся и мне зверем становиться, без этого никак не получится сделать то, что я планирую сделать за год.
Вот из бывших пленных могут найтись. Любому человеку в таких условиях месячишко посидеть, и палач готов к чему угодно или надзиратель, это от внутреннего стержня человека зависит. Послушать то, что нам пришлось выслушать, и сам пойдёшь топором направо и налево размахивать, а мы только выслушали сбивчивые признания испуганной кучки надзирателей, а не отсидели здесь, под их властью почти год.
Именно так, увидев первые зверства на этой войне и размахивая штыком от СВТ, я поступил в Сарье. Теперь всё по-другому, теперь мне только командовать командой палачей, больше просто некому.