– Ты – владелица ранчо, а это совсем другое дело.
– Жаль, конечно, что Харвея не выпустят под залог, но Мел пока управляется. – Лили взяла в руки чашечку, повертела ее и потом отставила. – Сколько у нас времени?
– До суда месяца два-три, по словам Джессапа.
– И два месяца до твоего чемпионата. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, Арчи, но я попробую рассуждать совершенно объективно. Тебе не только любой из местных сыщиков и в подметки не годится, но ты к тому же прекрасно знаешь, что Харвей никогда бы не выстрелил в спину. Ни один местный этого знать не может. Включая Доусона. Я права?
– Ты всегда иногда права.
– Тогда могу я попросить еще кофе? Только погорячее.
Поскольку мой стакан молока опустел, я заказал кофе и себе. Когда мы покончили с кофе, я расплатился и мы двинулись к выходу, лавируя в лабиринте столиков. Примерно двадцать пар глаз следили за нами и еще столько же притворялись, что не обращают на нас внимания. Убийство Филипа Броделла произвело изрядный шум в округе Монро. Хотя отношение тамошних жителей к заезжей городской публике оставляло желать лучшего, они тем не менее прекрасно понимали, что туристы приносят немалый доход казне штата Монтана, так что отстреливать их во время сбора черники – не самое патриотическое занятие. Поэтому во взглядах, устремленных вслед мне и Лили, особой любви не было – ведь это управляющий ее ранчо нажал на спусковой крючок. Так, во всяком случае, здесь считали.
Перед тем как усесться за руль ждавшего нас на стоянке фургончика Лили, я забросил пакет с покупками назад. Лили села на переднее сиденье, стараясь не прикасаться к его спинке, которая, казалось, вот-вот расплавится под безжалостными лучами августовского солнца. С моей стороны не слишком припекало. Я дал задний ход и выехал со стоянки. Одно из главных различий между мной и Лили состоит в том, что я оставляю машину на стоянке так, чтобы не надо было разворачиваться, а она – наоборот.
Проехав пару кварталов, я завернул к бензозаправочной станции «Престо». Бензобак был наполовину полон, да и бензин в предместье обходился дешевле на девять центов за галлон, но я хотел, чтобы Лили познакомилась с неким Гилбертом Хейтом.
Хейт оказался на месте – долговязый худой парень с жирафьей шеей, составлявшей солидную часть его шестифутового роста. Он возился с другой машиной, протирая ветровое стекло, так что Лили пришлось разглядывать его вполоборота, пока нас заправляли. Потом та машина отчалила, и Хейт, заметив меня, после минутного колебания подошел и сказал:
– Доброе утро.
На самом деле он произнес «добрутро», но я не собираюсь отнимать у вас время, заостряя внимание на особенностях местного диалекта.
Из вежливости я согласился с ним по поводу добрутра, хотя стрелки часов приближались к часу пополудни. Потом он добавил:
– Папаня сказал, чтобы я не разговаривал с вами.
Я кивнул.
– Да, это в его стиле.
Его папаня был сам Морли Хейт, шериф округа.
– Он и мне посоветовал не слишком распускать язык, – сказал я, – но мне трудно сразу избавиться от застарелой вредной привычки, тем более что для меня это – единственное средство для заработка.
– Известно, фараоны.
Да, радио и телевидение явно расширили словарный диапазон граждан.
– Только не я, – отрезал я. – Папаня твой – фараон, а я – частный сыщик. Если я спрошу, где ты был в прошлый четверг, ты можешь сказать, что нечего мне совать нос не в свое дело. А вот когда твой отец задал мне этот вопрос, я был вынужден ответить.
– Да, слышал. – Он перевел взгляд на Лили, потом снова посмотрел на меня. – Вы расспрашивали про меня. Я могу сам ответить на то, что вас интересует.
– Буду весьма признателен.
– Не убивал я этого фанфарона.
– Отлично. Именно это меня и интересовало. Теперь список подозреваемых существенно сузится.
– Для меня даже подозрения ваши оскорбительны. Вот посмотрите. – Хейт разошелся и даже не обращал внимания на коллегу, который закончил заливать нам бензин и теперь внимательно прислушивался. – Первая пуля, выпущенная сзади, угодила ему в плечо и развернула. Вторая попала уже спереди в горло и перебила позвоночник. Для меня это просто оскорбление. Я укладываю оленя с одного выстрела. Спросите у кого угодно. С тридцати ярдов я запросто снесу голову змее. Пусть отец и велел, чтобы я не разговаривал с вами, но мне кажется, что это вы должны знать.
Он повернулся и зашагал к машине, которая подкатила к соседней бензоколонке.
– Ну, как? – спросил я Лили, когда мы отъехали, направляясь на северо-восток.
– Я пасую, – ответила она. – Я и впрямь хотела на него посмотреть, хотя ты однажды уже говорил, что только глупец может надеяться на то, чтобы разглядеть в незнакомом человеке убийцу. Я не хочу показаться дурой и потому пасую. Но что он там наговорил насчет оскорбления?