Смерть Хорна. Аккомпаниатор

— Пианист, — сказал Даллов, — сюда я попал пианистом, а не старшим ассистентом. Значит, пишите — пианист.

Даллов встал из-за стола, ожидая, когда его отпустят. Руки у него повисли словно плети; пальцы правой кисти были совершенно белыми.

— Прямо как у восковой фигуры какого-нибудь святого, — подумал Даллов вслух.

Полицейский поднял глаза, но ничего не сказал, а только устало покачал головой и тяжело вздохнул.

Когда Даллову открыли дверь на улицу, он спросил, как пройти к вокзалу. Потом, зажав под мышкой сумку, зашагал в указанном направлении.

Город, где он провел девятнадцать месяцев, Даллову осматривать не захотелось. И так ясно, что тот ему не понравится, не может понравиться. На Даллове был плащ и светлые летние туфли, а на дворе стоял февраль; он быстро продрог.

На вокзале он подошел к кассе взять билет до Лейпцига.

— Второй класс? — спросил кассир.

— Нет, я езжу первым, — ответил Даллов.

— Тогда придется два часа подождать, — сказал кассир. — В десятичасовом нет первого класса.

— Ждать я не могу.

Даллов купил билет, взглянул на написанное от руки черными, но уже выцветшими чернилами расписание и пошел в вокзальное кафе.

Официантка, пожилая женщина в белом халате, поверх которого она повязала полотенце, принесла жидковатый кофе и сразу же попросила расплатиться. По ее виду Даллов понял, что она догадалась, откуда он.

В буфете он купил сигарет. Выкурил три штуки подряд. Голова слегка закружилась, это было приятно.

Он принялся рассматривать двух-трех женщин, которые сидели за столиками среди мужчин. Даллов глядел на женщин и пытался себе представить, как спал бы с ними. Он надеялся, что подобная игра развлечет его, однако ни одна из женщин ему не понравилась. Собственно, в эту пору в станционном кафе вряд ли можно было ожидать чего-либо иного, тем более холодным февральским утром, когда кругом снежная слякоть.

Он взглянул на часы над входной дверью, поднялся, застегнул плащ и вышел. В газетном киоске он купил тощий журнальчик и спортивную газету; других свежих газет не оказалось.

На ступеньках подземного перехода лежал снег. Даллов пошел вниз, потом снова наверх, касаясь рукой перил. Его знобило.

Поезд опоздал на десять минут. Даллов зашел в вагон, сел в пустое, грязное, прокуренное купе. Заметив, что отопление не работает, встал и отправился искать место получше. Отапливаемый вагон оказался переполненным, пришлось стоя примоститься у окна. Прочитав журнал и газету, он загляделся на проносящиеся мимо белые поля.

В Лейпциге его никто не встречал. Впрочем, он никому и не сообщал о приезде. Хотел было сообщить, только не знал кому. Тем не менее он обежал взглядом перрон, затем лестницу, всматриваясь в лица.

На выходе из вокзала он заговорил с незнакомой девушкой и пригласил ее пообедать вместе. Девушка, как ему показалось — студентка, удивилась. Она пристально, но без боязни оглядела его, потом молча повернулась и пошла дальше. Даллов посмотрел ей вслед с легким сожалением. Обиды он не почувствовал.

Он пересек трамвайные пути вправо от вокзала и зашел в ресторан отеля «Астория». Официант, узнавший Даллова, проводил его к свободному столику.

— Давненько у нас не появлялись, — сказал официант, протягивая меню. Даллов кивнул, попросил официанта, чтобы тот выбрал что-нибудь по своему усмотрению, и заказал целую бутылку вина, затем снова попытался отыскать знакомое лицо, но на этот раз остался доволен тем, что кругом были только чужие. Он старался есть медленно и с отвычки даже заставлял себя не торопиться. После третьего бокала он почувствовал, что хмелеет, и заказал кофе.

Через час он сел у Главного вокзала на трамвай № 11, вновь огляделся, нет ли знакомых, и заметил несколько встречных изучающих взглядов. Объяснил он их себе тем, что одет не по сезону.

Когда трамвай подъехал к Дёлицу, Даллов завертел головой, с интересом посматривая то направо, то налево. Он искал перемен, ему хотелось внести в знакомую картину необходимые поправки, вызванные долгим отсутствием. Но ничего примечательного обнаружить не удалось, все вроде бы пребывало без изменений. На остановке у детского сада Даллов вышел из вагона и зашагал по боковой улочке к своей квартире. Открыв входную дверь, он включил в подъезде свет. Почтовый ящик с табличкой, на которой значилась его фамилия, был набит битком. Вынув газеты и письма, он поднялся по коротенькому лестничному маршу к квартире. Слава богу, замки были в порядке. Он отметил про себя, что в каждую замочную скважину машинально вставляет правильный ключ.