Небольшой перелесок скрывал некоторых его людей, защищенных с обоих флангов болотами, а спереди наполненным водой рвом. Если бы датчане перешли через мост, они могли бы встать в стену из щитов, но чтобы атаковать Сигельфа, им бы пришлось пересечь глубокий, наполненный водой, ров, за которым уже ожидали кенсткие щиты, мечи, топоры и копья.
— Они могут попытаться обойти болота, чтобы напасть сзади, — сказал я Сигельфу.
— Я уже участвовал в сражениях, — рявкнул он на меня.
Мне было все равно, обидел ли я его.
— Так что не оставайся здесь, если они все-таки пересекут мост, — сказал я ему, — просто отступи. А если они его не пересекут, я сообщу тебе, где ты должен присоединиться к нам.
— Это ты командуешь? — настойчиво спросил он. — Или Эдвард?
— Я, — ответил я, и он выглядел удивленным.
Его сын Сигебрит слышал этот разговор и теперь сопровождал меня в поездке на север, взглянуть на датчан.
— Будут ли они атаковать, господин? — спросил он.
— Ничего не понимаю в этой войне, — сказал я ему, — ничего. Эти ублюдки должны были напасть на нас несколько недель назад.
— Возможно, они нас боятся, — ответил он, а потом засмеялся, что мне показалось странным, но я приписал это юношеской глупости. Он и правда был глупцом, хоть и очень привлекательным глупцом.
Он по-прежнему связывал свои длинные волосы у основания шеи кожаным шнуром, а шею обвивала шелковая лента, на которой еще остались пятна крови с того утра в окрестностях Скиребурнана.
Его дорогая кольчуга была отполирована, пояс с золотыми вставками блестел, а меч с хрусталем на рукояти спрятан в ножны, украшенные драконами из тонкой золотой проволоки.
У него было лицо с выступающими скулами и яркими глазами, а кожа покраснела от холода.
— Так значит, они должны были нас атаковать, — сказал он, — но что следовало сделать нам?
— Атаковать их у Кракгелада, — ответил я.
— Почему мы этого не сделали?
— Потому что Эдвард побоялся потерять Лунден и ждал твоего отца.
— Он нуждается в нас, — сказал Сигербрит с явным удовлетворением.
— В чем он нуждается, так это в гарантиях верности Кeнта.
— Он не доверяет нам? — неискренне спросил Сигербрит.
— А с чего ему доверять? — резко отозвался я. — Ты поддержал Этельволда и отправил гонцов к Сигурду. Конечно, он не доверяет тебе.
— Я подчинился Эдварду, господин, — скромно произнес Сигебрит. Он взглянул на меня и решил, что должен добавить кое-что еще. — Я признаю всё, что ты сказал, господин, но это безумие юности, не так ли?
— Безумие?
— Отец говорит, что юношей могут околдовать и довести до безумия, — он замолчал на некоторое время. — Я любил Эгвинн, — сказал он с тоской в голосе. — Ты когда-нибудь встречал ее?
— Нет.
— Она была маленького роста, господин, как эльф, и прекрасна как заря. Она могла превратить кровь мужчин в огонь.
— Безумие, — сказал я.
— Но она выбрала Эдварда, и я обезумел.
— А теперь? — спросил я.
— Сердце зажило, — произнес он с чувством, — остался шрам, но я уже не настолько глуп и безумен. Эдвард — король, и он был добр ко мне.
— И есть и другие женщины, — заметил я.
— Спасибо Господу, да, — сказал он и снова рассмеялся.
В этот момент он мне нравился. Я никогда ему не доверял, но он, безусловно, был прав — есть женщины, которые доводят нас до безумия и глупости, и сердце можно излечить, даже если останется шрам, а потом мы закончили этот разговор, потому что к нам галопом скакал Финан, а перед нами расстилалась река, и датчане были в пределах видимости.
Узе здесь разливался широко. Облака медленно накрывали небо, так что река выглядела серой и унылой. Дюжина лебедей медленно плыла по медленным водам.
Мне показалось, что мир застыл, даже датчане притихли, все сотни, все тысячи, их знамена сияли под темной тучей.
— Сколько? — спросил я Финана.
— Слишком много, господин, — ответил он, это был ответ, которого я заслуживал, потому что невозможно сосчитать врага, скрывающегося в домах маленького городка.
Еще больше датчан рассеялось вдоль берега реки по обе стороны от города. Я разглядел развевающееся знамя с вороном Сигурда на возвышенности в центре города и флаг Кнута с топором и сломанным крестом у дальнего края моста.
Там были и саксы, потому что вепрь, символ Беортсига, расположился рядом с оленем Этельволда. Вниз по реке, за мостом, на противоположном берегу, были густо пришвартованы датские корабли, но только с семи сняли мачты и провели под мостом, что предполагало, что датчане не собираются использовать свои корабли, чтобы идти вверх по реке до Эанулфсбирига.
— Так почему они не атакуют? — спросил я.
Никто из них не пересек мост, который, конечно же, построили римляне. Я иногда думаю, что если бы римляне не вторглись в Британию, мы бы никогда не смогли переправиться через реку.
На южном берегу, рядом с нашими лошадьми, стоял полуразрушенный римский дом и кучка домиков с соломенными крышами. Это было бы прекрасным местом для авангарда датчан, но по каким-то причинам они, казалось, ограничились ожиданием на северном берегу.