Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера

Адриан не менее десяти раз оглянулся на пленника, хотя ничего не изменилось. Вирджил Пак по-прежнему шагал за лошадьми Ройса и Адриана, один конец веревки был крепко обмотан вокруг его запястий, второй – закреплен на луке седла Адриана. Однако паузы между взглядами сокращались, а сами взгляды становились более долгими. Если бы Ройс мог отмерять время маленькими надбавками, он бы предсказал точный момент, когда…

– А если он говорит правду? – спросил Адриан.

Ройс нахмурился, чувствуя себя обманутым. Он думал, это займет больше времени. Адриан изменился не так сильно, как Ройс надеялся.

– Нет.

– Но похоже на правду.

– Так и есть! – откликнулся Пак, заглушая собственное шарканье.

– Он ничем не отличается от всех прочих преступников. Каждый утверждает, будто невиновен.

Ройс не потрудился оглянуться. Натянутая веревка словно сообщила ему все, что нужно. Пак был по-прежнему на привязи; прочее Ройса не волновало.

Они неторопливо ехали по Королевской дороге, которая тянулась через сельскую местность к северу от Медфорда. День был теплый, и хотя большая часть снега наконец сошла, талые ручьи по-прежнему текли к озерам и рекам. Ройс повсюду слышал журчание воды. У каждого времени года были свои отличительные звуки: жужжание насекомых летом, крик гусей осенью, ветер зимой. Весной – птичье пение и бегущая вода.

– Он не преступник, не убийца и даже не вор. То есть в техническом смысле его обвиняют в том, что он дал, а не забрал.

Ройс поднял брови:

– Лорд Хильдебрандт с тобой не согласится. Он забрал у его дочери честь и добродетель.

– Ох, да ладно! – не выдержал Пак. – Не говори глупостей! Кто-нибудь из вас видел леди Хильдебрандт? Уверяю вас, Блаженством ее прозвали отнюдь не любовники. Ей между сорока тремя и восьмьюдесятью девятью, лицо у нее – как у грубого тыквенного фонаря, а фигура – как у снеговика из двух шаров. И не заставляйте меня рассказывать о ее мерзком характере и отвратительном каркающем смехе. Я абсолютно уверен, что ее добродетели ничто не угрожает, так же, как помятой, гнилой дыне не угрожает быть съеденной. Никому из тех, кто живьем встречал Блаженство Хильдебрандт из Сэнсбери, не пришло бы в голову забраться к ней в постель. Лично я бы предпочел больного морского черта. Возможно, если бы мне к горлу приставили нож, я бы…

Он замолчал, и Ройс оглянулся.

Уродливый нос Вирджила Пака был свернут набок, и его шишковатый кончик напоминал набалдашник прогулочной трости. Пак был высоким и тощим, с длинными вьющимися светлыми волосами, какие вызывают вздохи у всех женщин вне зависимости от возраста и положения. Он был одет лишь в плотную тунику, бриджи и сапоги. Туника была в вертикальную бело-голубую полоску, а сапоги – желтыми, словно грудка канарейки. В одном Адриан не ошибся: Вирджил не походил на нормального, заурядного преступника.

Однако «преступник» – понятие относительное, и вообще, что такое «нормальный»?

Пак опустил глаза и, морщась, покачал головой:

– Нет, по совести не могу сказать, что этого будет достаточно. Повторяю в третий раз: вы ошиблись. Истинный правонарушитель должен быть слепым и глухим либо безумным распутником.

Адриан обернулся, передвинув острие пристегнутого к спине меча и положив руку на круп лошади.

– Ты благородный?

– Если тебя интересует, течет ли в моих жилах аристократическая кровь, то нет. А почему ты спрашиваешь?

– Ты говоришь… умно, грамотно. Используешь странные слова вроде «правонарушитель» и «распутник».

– Причина в том, что я поэт! – драматично провозгласил Пак и попытался отвесить поклон, но ему помешала натянутая веревка. – Зарабатываю на жизнь, разъезжая между великими домами, развлекая хозяев песнями и историями. Балладами о страсти и страданиях. От легендарной любви Персефоны и Новрона до трагического ухаживания сэра Уимси за леди Маскарад. Я заставляю их смеяться и плакать, вдохновляю, просвещаю и…

– Совращаю? – предположил Ройс. – Женщины питают слабость к поэтам. Ты соблазнил Блаженство Хильдебрандт сладкими речами?

Пак в негодовании остановился, и лошадь Адриана дернула его вперед.

– Ты не слушаешь. Я ее не соблазнял. Я бы не согласился на это за все золото Аврина. Уж лучше прелюбодействовать с бешеным хорьком. Говорю вам, когда мы вернемся в Сэнсбери, вы увидите ее и сами все поймете. И, надеюсь, она одарит вас объятиями и влажными поцелуями за ваши старания. Тогда вы осознаете глубину своего заблуждения. Она похожа на старую уродливую гончую, которая пускает липкие слюни, но по-прежнему считает себя щенком. А когда она откроет рот, чтобы поблагодарить вас, вы увидите ее язык, слишком длинный для любого живого существа.

– Леди Хильдебрандт беременна, – заметил Ройс. – И это как-то случилось.

Пак усмехнулся:

– Видал я детенышей дикобразов. Понятия не имею, как это случается.

– Он говорит так… – Адриан помолчал. – Ну, искренне.