Я взял верх. Я держал рот на замке. Теперь настала ее очередь делать первый шаг. Она с минуту, а то и больше, изучала мое лицо и наконец начала:
— Я не буду притворяться, что доверяю вам. — Она говорила нерешительно, едва ли не сама с собой. — Вы работаете на моего мужа, а его даже деньги не так интересуют, как то, что сделала я. Выбор из двух зол — одно верное, второе более чем вероятное.
Она замолчала и потерла руки. Круглые глазки приобрели нерешительное выражение. Если ее не подтолкнуть, она замкнется в себе.
— Нас только двое, — подбодрил ее я. — Потом вы можете все отрицать. Мое слово против вашего. Если вы ничего не скажете — я смогу получить те же сведения от других. Я это понял, когда вы не дали мне позвонить. Думаете, что я все расскажу вашему мужу? Если мне придется пропустить через мясорубку других, он обо всем узнает из газет. Ваш единственный шанс — довериться мне. И он не такой слабый, как вам кажется. Решайте сами.
Полминуты молчания.
— Предположим, — прошептала она, — я заплачу вам за…
— За что? Если бы я собирался рассказать вашему мужу, то мог бы взять деньги и все же предать, не так ли?
Ее алые губки изогнулись, на щеках появились ямочки, глаза заблестели.
— Это обнадеживает, — произнесла она. — Я расскажу. Джеффри вернулся из Лос-Анджелеса пораньше, чтобы мы смогли провести день в квартирке, которую снимали. После полудня пришли двое. У них были ключи и револьверы. И они отобрали у Джеффри деньги. Они за этим и приходили. Казалось, они о нас все знают. Они называли нас по именам и грозились, что расскажут все, если их поймают.
Когда они ушли, мы ничего не могли поделать. Мы были беспомощны до смешного. Мы совершенно ничего не могли поделать — нам же не под силу возместить деньги. Джеффри не мог даже заявить, что потерял их или что его ограбили, пока он был один, — его раннее возвращение в Сан-Франциско обязательно возбудило бы подозрения. И Джеффри потерял голову. Сначала он хотел, чтобы я бежала с ним. Потом он вознамерился пойти к моему мужу и во всем признаться. Я не позволила ему ни того ни другого — это одинаково глупо.
Мы ушли из квартирки после семи, порознь. Честно говоря, к этому моменту наши отношения были уже испорчены. Он был не… теперь, когда мы попали в беду, он не. Хотя нет, этого говорить не стоит.
Она замолкла и посмотрела на меня; кукольное личико стало безмятежным, точно она переложила все заботы на меня.
— На снимках, что я показал, — те двое?
— Да.
— Горничная знала про вас с Мэйном? Знала про квартиру? Про его поездку в Лос-Анджелес и намерение вернуться пораньше с деньгами?
— Не могу сказать точно. Но наверняка она могла узнать, подслушивая, и подглядывая, и просматривая мои. Джеффри передал мне записку, где сообщил о поездке и назначил свидание на воскресное утро. Может, она ее и видела. Я очень беспечна.
— Я сейчас уйду, — сказал я. — Сидите тихо, пока не дам вам знать. И не спугните горничную.
— Помните, я ничего не говорила, — напомнила она, провожая меня к выходу.
Из дома Гандженов я направился прямиком в отель «Марс» Микки Линехан сидел в вестибюле, закрывшись газетой.
— Они на месте? — спросил я.
— Ага.
— Ну пойдем посмотрим на них.
Микки постучал костяшками пальцев по двери номера 410.
— Кто там? — осведомился металлический голос.
— Посылка, — ответил Микки, пытаясь изобразить голосок коридорного.
Дверь открыл тощий человек с заостренным подбородком Я сунул ему под нос карточку В комнату он нас не пригласил, но и не стал препятствовать, когда мы зашли сами.
— Ты Уил? — спросил я, пока Микки запирал дверь, и, не ожидая, пока он ответит «да», повернулся к плосколицему типу, сидевшему на кровати: — А ты Даль?
— Пара плоскостопых[4], — пояснил Уил приятелю обыденно-холодным тоном.
Тип на кровати глянул на нас и усмехнулся. Я спешил.
— Мне нужна капуста, которую вы забрали у Мэйна, — объявил я.
Они ухмыльнулись одновременно, словно нарочно тренировались.
Я вытащил пушку.
Уил хрипло расхохотался.
— Бери кепку, Шустрик, — хмыкнул он. — Нас замели.
— Ошибаешься, — поправил я. — Это не арест. Это налет. Руки вверх!
Даль поспешно поднял руки.
Уил колебался, пока Микки не ткнул ему под ребра дуло пистолета 38-го калибра.
— Обыщи их, — приказал я.
Микки прошелся по карманам Уила, изъял пушку, какие-то бумаги, горсть мелочи и раздутый нательный кошель. То же самое он проделал с Далем.
— Пересчитай, — скомандовал я.
Микки опустошил кошели, поплевал на пальцы и принялся за работу.
— Девятнадцать тысяч сто двадцать шесть долларов шестьдесят два цента, — объявил он наконец.
Свободной рукой я нашарил в кармане бумажку с номерами стодолларовых купюр, которые Мэйн получил от Огилви, и отдал бумажку Микки.
— Проверь, совпадают ли номера сотенных?
— Ага, — ответил Микки, сверившись с бумажкой.
— Хорошо. Бери деньги и пушки и пошарь по комнате, авось еще найдешь.
К этому времени Чахоточный Бен пришел в себя.
— Эй, вы! — запротестовал он. — У вас этот номер не потянет! Что за дела? Вам это так просто с рук не сойдет!