— Ну перестань! — сказал Ивакин. — Нормально у них все идет. Ни в какой помощи они не нуждаются. Они бы вообще быстро эту Леонидову вычислили, если бы Миша не вмешался. Это он, гад, все запутал из-за своего желания получить наследство. И пистолет они быстро найдут. Чего ты? Хочешь, позвоню им завтра, все о нем сообщу?
— Да мне-то какая разница? Можешь продать его на рынке.
Ивакин засмеялся.
— Он ведь ничего не решает, этот пистолет! — произнес он. — Убийца Лапчинской наказан — более сурово, чем заслуживает. Убийца Леонидовой наказан — и, может, тоже более сурово. Странное дело какое-то, тебе не кажется?
— Это ты странный.
— А мне сейчас объяснять им все, молодым этим… Неудобно. Скажут: Эркюль Пуаро нашелся. Пусть сами ищут. Буду как Ирина Федоровна. Что должно произойти — произойдет. Как Миша решит, так и будет. Ты глубоко закопал? Дети не найдут?
Семеныч чуть не заплакал от обиды.
…Пока они ехали в Москву, пока мелькали за окнами деревья, поля, машины, дома — все выше, все ярче, все шумнее — Семеныч сердито молчал, а Ивакин размышлял. Идея, появившаяся в его голове еще до последнего разговора с Грибовым, неотступно мучила его.
Она уже не казалась ему невероятной. Она все больше, все жарче манила, обещая не только облегчение, но и некие авансы на будущее. Его пенсионное будущее.
Ивакин достал мобильный телефон, на днях подаренный сыном. Семеныч глянул искоса. У него мобильного не было. Ивакин протянул ему трубку: «Набери, пожалуйста. У меня руки заняты». Семеныч фыркнул, но трубку взял. Ивакин продиктовал ему номер. Этот номер был прямой — в обход секретарши.
— Кому звонишь? — спросил Семеныч.
— Брату.
— У тебя брат есть?
— Двоюродный. Да и не один, между прочим. У меня, знаешь, сколько в Москве родственников?
Это было правдой. Семеныч завистливо вздохнул. Его братья жили в Барнауле.
— Але, — вальяжно сказал брат. — Слушаю вас.
— Ну чего? Отошел после дня рождения? — поинтересовался Ивакин.
— Ты? — брат повеселел. — Да вроде отошел. Перебрал я чего-то. Ничего не уронил, никому морду не набил?
— Да нет! Все было прилично. Потом ты не самый пьяный был.
— Ну слава богу!
— Как дела вообще? — спросил Ивакин. — Как работа? Много денег возвратили сегодня государству?
— Нормально возвратили, — довольный, отозвался тот. — А ты, гад, на пенсию пошел! Слушай, иди к нам. Нам тоже следователи нужны.
— Да у вас в экономике надо разбираться. В налогах. Я уже старый для этого дела. Я чего звоню. Помнишь, ты на дне рождения рассказывал, что вы издательство одно прижали.
— Еще жмем.
— Много на них нарыли?
— Ну, неприятности у них будут. Хотя… Смотря как повернется. А что?
— Хочу детектив опубликовать.
— Детектив? Какой?
— Свой.
— Свой?! — обалдел родственник. — Под нашей родной фамилией? Ты что, сам пишешь?
— Ленка поможет. У меня тут дело одно было интересное. Согласится издательство?
— Не засудят вас потом?
— Это ж литературное произведение. Главное, чтобы издательство согласилось.
— Под нашей фамилией! — Брат одобрительно цокнул языком. — Заманчиво… Что ж тебе ответить-то? Думаю, согласится, если я попрошу. — И начальник налоговой полиции засмеялся. — А ты как думаешь?
ЭПИЛОГ
…В последнее время он все больше подумывал о переезде за город. Еще несколько лет назад один только намек на мысль об этом привел бы его в ужас. Этот известный всей стране человек был городским жителем.
Но, видимо, сказывались годы.
Его просторная двухэтажная квартира была надежно изолирована от шума улицы; машина, подаваемая прямо к первой ступеньке, ведущей в подъезд, никогда не позволяла определить даже примерную температуру воздуха; везде, где он находился, работали не просто кондиционеры, но кондиционеры, производящие горный воздух (он, впрочем, в это не верил). И вдруг всего этого стало не хватать.
Этот известный человек всего только пять минут поразмышлял над причинами странных изменений в себе. Причины чего бы то ни было вообще редко интересовали его — именно в этом он видел одну из главных составляющих своего успеха. В последние годы он увлекся Кастанедой, особенно его мыслью о том, что наши размышления только забирают и распыляют энергию, которая, будучи сконцентрирована и послана в нужном направлении, способна творить чудеса. Способна и обеспечить бессмертие.
В общем, известный человек просто принял решение переехать за город.
Он выбрал это место не из-за его престижности. Подобно тому, как царь Павел считал, что дворянином является только тот, с кем он разговаривает, и только пока он с ним разговаривает, известный человек был уверен, что престижно там, где он в данный момент находится. Если бы он купил дом посредине аэропорта Быково, это стало бы престижно. Он любое место превращал в престижное, как царь Мидас, который превращал в золото все, к чему прикасался.
Известный человек сам не замечал, что все чаще сравнивает себя с царями. Но причины его небывалого взлета, вопреки принципу не интересоваться причинами, все-таки интересовали его.