Смерть меня не найдёт

Внутреннее убранство храма кроме клумбы, заключается в скамеечках для молитв, опять забыла, как же они называются, нескольких обычных скамьях для сидения, скромно расположившихся вдоль стен, и огромной, метра четыре в высоту, статуи у дальней стены.

Вероятно, статуи самой Тираты.

— Спасибо за приют, лирта.

Кажется, моё эпичное возникновение из ниоткуда на пару с мёртвым кошаком осталось незамеченным, и женщина думает, что я просто зашла в храм и прилегла отдохнуть. Что ж, такой невозмутимый, даже философский подход мне нравится. Лежит себе незнакомый человек на полу, значит, по делу лежит.

— Не за что, — женщина опустила тряпку в небольшое жестяное ведро, прополоскала. — Храм открыт для всех и каждого. Всегда.

Сказала бы она так, если бы знала, что перед ней государственная преступница, да ещё и убийца в придачу?

Не было ощущения, что разговор тяготит её или раздражает, всё-таки я отвлекала служительницу от работы, но и интереса она не проявляла.

— Лирта, — я немного осмелела. — Подскажите, почему у кого-то из служителей Тираты… — я делаю неопределённый жест вокруг головы, — а у кого-то волосы вполне себе длинные и, гм, фиолетовые?

— Цвет единства, — она опять же, не проявила любопытства, а просто ответила. — Красный символизирует мужскую силу, синий — женскую мудрость, фиолетовый означает их слияние воедино. В начале нашего служения мы стараемся отстраниться и от того, и от другого, но для тех, кто долгое время верно служит Единой, допустимо отпустить длинные волосы. Как напоминание о наших грехах и заслугах.

…ей бы учителем работать. К такой не страшно обратиться за советом, стыдить и унижать не будет. Чистая информация без оценки — как непосредственно произносимого, так и умственных способностей спрашивающего. Однако парадоксальным образом расспрашивать не хотелось. Я подошла к статуе, наслаждаясь временной передышкой и непередаваемым ощущением покоя, которое само собой снисходило на меня в этом тихом спокойном месте.

Кот сверкнул светло-зелёным глазом из-под скамьи. А у нас считается, что нечистая сила и церковь — понятия несовместимые, однако маленькое чудище чувствует себя здесь не менее комфортно, чем я.

Произведение искусства потрясало масштабами и проработанностью мельчайших деталей. И чем больше я смотрела на Единую, чьё имя упоминалось по каждому поводу и вовсе без таковых, тем больше отвисала челюсть и подозрительно выкатывались из орбит глаза. Тогда, на площади, я видела её мельком, но сейчас была возможность рассмотреть со всех сторон.

Статуя представляла собой обнажённую человеческую фигуру, тем самым навевая представления скорее о язычестве, нежели о монотеистических столпах, на которых держался институт церкви в моём мире. На стройные узкие ступни набегали каменные, но от этого не менее живые волны, руки тоже были изящные, с тонкими запястьями, каждый палец, вероятно, стоил скульптору года жизни — впрочем, не исключаю наличие некоего специального донума, позволявшего художнику проще и быстрее воплощать в жизнь задуманное. Итак, тонкие пальцы левой руки осторожно сжимали пальцы правой, которые — и я пару раз моргнула, пытаясь присмотреться — были раза в полтора толще. Длинные волосы словно развивались на ветру, а лицо, прекрасное, немного печальное, цепляло внимание какой-то едва уловимой неправильностью, дисгармоничностью. Только опустив взгляд ниже, я поняла, в чём было дело, и едва удержалась от того, чтобы перекреститься, сматериться или покраснеть.

Идея неведомого скульптора была предельно проста — в богине Тирате, не зря прозванной Единой, сплетались, сливались воедино мужские и женские черты. Лицо симметрично делилось на две половины, очень похожие и в то же время отличные, как у разнополых двойняшек. Небольшая, но очевидно женская грудь, впалый мускулистый живот, а вот ниже… ниже полный мужской набор. Округлые бёдра и стройный ноги — скорее женские.

Брр.

На мой взгляд, единство мужского и женского начал можно было изобразить как-то менее прямолинейно и более… метафорично. Особенно почему-то напрягали эти разнокалиберные руки — словно скульптуру начал один человек, а закончил другой, и эти двое никак не могли договориться.

Если из Винзора молитвы до Тираты не доходят, то в соответствие с местной логикой, из храма должны не то что доходить — долетать экспрессом.

— Эм, уважаемая, — тихонько сказала я, стыдясь и злясь на себя же за это. Кто меня услышит, кроме разве что кота, который сам по себе — одно сплошное недоразумение? — Уважаемая Тирата, вы тут вроде как главная… главное… главный… неважно! Мне очень, очень, очень сильно понравился ваш мир, здесь тепло, красиво, а флора и фауна так и вовсе выше всяких похвал. И люди тут местами чудесные, особенно некоторые, но, видите ли, я здесь чужая. Верните меня, пожалуйста, обратно. У меня в моём мире…

Я споткнулась. У меня в моём мире… что?

Горстка воспоминаний. Не самых радостных по большей части.

Кучка людей, которые вряд ли забьют тревогу о моей пропаже раньше, чем через неделю-другую.

Никаких талантов. Никаких особенных перспектив.