Смерть меня подождет

-- Джугджур, -- сказала она, -- верни брата в его чум. Что хочешь возьми за это.

Джугджур молчал, все думал, потом сказал:

-- Хорошо. Сделай из тяжелых камней чашу, положи в нее самое дорогое для тебя, и пусть все люди, которые идут через перевал, тоже кладут часть своего богатства. Когда чаша наполнится, я верну человеку его сына.

Согласилась Суликичан, вынесла на перевал тяжелые камни, сложила чашу и бросила в нее самое дорогое -- свою косу. С тех пор каждый охотник, который идет через перевал к морю и обратно, что-нибудь кладет в чашу. Много времени уже утекло, однако люди все не могут ее наполнить. Ждет Джугджур, сердится, а Алгычан все спит.

-- Как ты сказал, Афанасий! Алгычан? -- переспросил его Василий Николаевич.

-- Да. Идите сюда все. -- И старик повел нас на склон седловины. -Видите большую скалу? Смотрите хорошо. У нее есть лоб, нос, губы. Это Алгычан, сын охотника. Джугджур сделал его скалой.

-- Да ведь мы же идем к Алгычану! -- сказал я.

-- Хо... Как люди могли ходить наверх, гора шибко крутой, -- удивился Афанасий.

Не задерживаясь больше, мы спустились к оленям.

На дне перевальной седловины находится большое озеро продолговатой формы. Возле него ни единого деревца, ни кустика. Только груды россыпей, сползающих с крутых гольцов.

Миновав седловину, караван свернул влево. Наш путь вился крутыми зигзагами по отрогам все ближе к Алгычану.

У последнего спуска задержались. Перед нами возвышался Алгычанский пик -- нагромождение колючих скал, собранных в одну вершину. На его крутых откосах ни россыпей, ни снега. Видны только следы недавних обвалов да у подножия какие-то руины, которые делали подход к пику недоступным. Голец издали действительно напоминал мертвого великана.

-- А где же пирамида? -- удивился Василий Николаевич. -- Виноградов, кажется, сообщал, что она построена?

-- Пирамиды нет, но тур стоит, -- ответил я, рассматривая в бинокль вершину Алгычанского пика. -- В самом деле, куда же девалась пирамида?

У кромки леса люди задержались с оленями, чтобы заготовить дров, а я ушел вперед.

Вот, наконец, и палатка наших товарищей. Она погребена под снегом, и, если бы не шест, установленный Виноградовым, трудно было бы отыскать ее среди многочисленных снежных бугров. Я с трудом прорыл проход и влез внутрь. Палатка имела жилой вид: всюду разбросаны вещи, которыми, казалось, только что пользовались, в кастрюле даже нарезано мясо для супа. Все это подтверждало вывод Виноградова, что люди ушли ненадолго и какое-то несчастье не позволило им вернуться в свой лагерь.

Когда прибыл обоз, на вершины гор уже лег пурпурный отблеск вечерней зари. Медленно надвигалась ночь, окутывая прозрачными сумерками ущелье. Мы с проводниками взялись за устройство лагеря, а Василий Николаевич и Геннадий решили полностью откопать палатку Королева. Когда ужин сварился, я пошел за ними.

-- Кажется, мы напали на след, -- сказал Василий Николаевич. -- Тут вот, под снегом, веревки нашли, кайла, гвозди, цемент, к тому же и вся посуда здесь, даже ложки. Думаю, они работу закончили, спустили сюда часть груза с гольца и пошли за остальным.

-- Тогда куда же девалась пирамида? -- спросил я. Он в недоумении пожал плечами.

-- Не знаю, но искать их надо только на подъеме к пику. Место тут узкое, никуда не свернешь, да и заблудиться негде.

Длинной показалась ночь у Алгычана. В палатке тепло. Тихо кипит вода в чайнике. Из темноты доносятся сонные звуки, шорох, случайного ветра.

-- Слышите, гром, что ли? -- сказал вдруг Василий Николаевич, приподнявшись.

До слуха долетел грохот отдаленного взрыва, на вершине что-то откололось и, дробясь, покатилось вниз.

-- Обвал... -- прошептал Геннадий.

Мы вышли из палатки. Казалось, лопались скалы, рушились утесы и сползали с вершины целые потоки камней. Можно было поверить, что проснулся легендарный Алгычан и сбрасывает с себя гранитные оковы.

Через несколько минут гул стих, но где-то еще скатывались одинокие глыбы, сотрясая ударами скалы. Мы теряли последнюю надежду спасти наших товарищей...

Время подкрадывалось к полумочи. В печке потрескивали гаснущие угли. Палатку сторожил холод. Василий Николаевич лежал на шкуре с закрытыми глазами, плотно сжав губы. В его руке не угасала трубка. Геннадий, забившись в угол, сидел, ссутуля спину, над кружкой давно уже остывшего чая. Что-то нужно сказать, отвлечь всех от мрачных мыслей. Но язык будто онемел, слова вылетели из памяти. А от тишины еще тяжелей на душе...

III. Поиски затерявшихся людей. Догадка проводников. Встреча с обреченными. Снова вместе. Возвращение в бухту. Расставание с Королевым.