Смерть меня подождет

-- Значит, ничего не обещаете? А мы надеялись, что выручите. Неужели обречете нас на длительный простой?

-- Все возможное сделаю. Я сейчас соберу своих таежников, поговорим. Не сегодня-завтра появится в эфире Хетагуров, поручу ему заняться паутиной. Но как доставить ее вам, не представляю. Через час явитесь на связь.

Геннадий работает с другими нашими станциями, принимает радиограммы, а мы садимся ужинать.

-- Чудно как получается: из-за паутины остановилась работа, -- говорит Василий, вопросительно посматривая на меня. -- Неужели без нее нельзя?

-- Ты когда-нибудь смотрел в трубу обычного теодолита? Видел в нем перпендикулярно пересекающиеся нити? -- спрашиваю я.

-- Видел.

-- Так вот, в обычном теодолите эти линии нарезаются на стекле, а в высокоточном, скажем, в двухсекунднике, как у Макаровой, с большим оптическим увеличением, нарезать линии нельзя. Их заменяют паутиной, натянутой на специальную рамку. Всего-то для инструмента ее надо несколько сантиметров. Но где их сейчас возьмешь?

-- А разве шелковая нитка не годится?

-- Нет, она лохматится и не дает четкой линии.

Улукиткан смотрит на меня с недоумением. Он не все понимает из наших разговоров о теодолитах, но для него ясно, что из-за какого-то паука у инженера остановилась работа.

-- Какой такой паук, его спина две черных зарубка есть? -- спрашивает он.

-- Есть.

-- Эко сильный паук, человека задержал, -- рассуждает старик. -Бывает, бывает. Вода вон какой мягкий, а камень ломает... Это время паука надо искать в сосновом лесу, в сухом дупле старого дерева и под корой, где мокра нет. Здесь, однако, не найти.

-- Если мы вызовем к микрофону проводников Макаровой, ты сможешь им рассказать, где нужно искать пауков?

-- Это как, чтобы я в трубку говорил?

-- Да.

-- Уй, что ты, не умею, все путаю...

-- Ничего хитрого нет. Садись ко мне поближе, -- говорит Геннадий.

Он надевает на голову старика наушники, посылает в эфир позывные и, установив связь, просит вызвать к микрофону проводников.

Улукиткан торжественно продувает нос, откашливается, скидывает, как перед жаркой работой, с плеч телогрейку.

-- Кто там? -- пищит он не своим голосом в микрофон и пугливо смотрит на нас.

-- Ты не бойся, говори громче и яснее, -- подбадривает его Геннадий.

-- Ты кто там? -- снова робко повторяет старик и замирает, испугавшись разрядов, внезапно прорвавшихся в наушники. Но вот его лицо расширяется от улыбки, становится еще более плоским. Услышав родную речь, старик смелеет и начинает что-то рассказывать, энергично жестикулируя руками, как будто собеседник его стоит прямо перед ним. Затем он терпеливо выслушивает длинные ответы, кивает удовлетворенно головою в знак согласия. Можно подумать, что не он инструктирует проводников, где нужно искать кокон, а они.

-- Кончил? -- спрашиваю я Улукиткана, когда он снял наушники.

-- Все говорил. Еще много новости есть. Нынче промысел там за хребтом хороший был, охотники белки дивно добыли, сохатых, сокжоев...

-- а о пауке ты рассказал?

-- У-ю-ю... Забыл! Геннадий, зови его обратно, говорить буду. Старая голова все равно что бэвун (*Бэвун -- решето), ничего не держит. Давнишний привычка остался. Человека встретишь в тайге, надо послушать, какой новости он несет издалека, и свои ему рассказать. Так раньше эвенки узнавали друг о друге, о жизни людей, кто куда кочевал, кто умер, какое несчастье пережил народ. Человек с большими новостями -- почетный гость. Ему лучшая кость за обедом и самый крепкий чай. На хорошего гостя, говорят, даже собаки не лают.

-- Тебя, Улукиткан, слушают. Бери микрофон, -- перебивает его Геннадий.

Старик усаживается к трубке и долго говорит на своем языке.

Полночь. Все спят. В палатке горит свеча. Я просматриваю радиограммы, накопившиеся за время моего отсутствия, пишу ответы, распоряжения. В подразделениях экспедиции обстановка за эти дни мало изменилась. Работы разворачиваются медленно, мешают дожди, половодья. Есть и неприятности. В топографической партии на южном участке одно подразделение, пробираясь по реке Удыхину, провалилось с нартами под лед. Оленей спасли, а имущество и инструменты погибли. Нужно же было людям пройти длительный, тяжелый путь по горам, почти добраться до места работы и попасть в ловушку!

Потерпевших подобрали геодезисты, случайно ехавшие по их следу. В первый же день летной погоды этому подразделению сбросят с самолета снаряжение, продовольствие и одежду.

-- Сколько времени? -- спрашивает, пробуждаясь, Василий Николаевич и, не дожидаясь ответа, вылезает из спального мешка. -- Куда думаете направить Трофима? -- вдруг задает он беспокоивший его даже и ночью вопрос.

-- В отпуск. Здоровье у него вообще неважное, после воспаления легких в тайге долго ли простудиться. Да и Нина будет, наверное, обижена его отказом приехать.

-- Не поедет он туда, зря хлопочете, -- возражает Василий Николаевич.

-- Это почему же?

-- Знаю, истосковался он по тайге, а вы ему навязываете отпуск. Нина подождет. Не к спеху!

-- Не было бы, Василий, хуже -- он ведь слаб, долго ли простудиться. Боюсь за него, мне все кажется, будто он еще мальчишка.