Смерть меня подождёт (обновлённая редакция)

Амбарцумянц вышел. Против моей палатки у балагана сидел Трофим, беззаботно отщипывая кусочки хлеба и бросая их Казбеку. Тот, неуклюже подпрыгивая, ловил их на лету, и Трофим громко смеялся. В таком весёлом настроении я его видел впервые. «Не поторопился ли я с решением? -мелькнуло в голове. — А вдруг не он?» Мне стало неловко при одной мысли, что мы могли ошибиться. Нет, я наверное знал, что часы украдены именно им, что смеётся он не над Казбеком, а над нашей доверчивостью. И всё же, как ни странно, желание разгадать этого человека, помочь ему стало ещё сильнее. Я вернул Амбарцумянца и отменил распоряжение.

— Потерпим его у нас ещё несколько дней, а часы найдутся на новой стоянке. Не бросит же он их здесь, — сказал я.

Лагерь свернули, и экспедиция ушла далеко в глубь степи. Впереди лениво шагали верблюды, за ними ехал Беюкши на бричке, а затем шли и мы вперемежку с завьюченными ишаками. Где-то позади плёлся Трофим с Казбеком.

Новый лагерь принёс нам много неприятностей. Началось с того, что пропал бумажник с деньгами на следующий день были выкрадены ещё одни часы. Всё это делалось с такой ловкостью, что никто из пострадавших не мог сказать когда и при каких обстоятельствах случилась пропажа.

Наше терпение кончилось. Нужно было убрать беспризорника из лагеря.

Но прежде чем объявить ему об этом, мне хотелось поговорить с Трофимом по душам. Я уже привязался к нему и был уверен, что в этом чумазом беспризорнике живёт смелый, сильный человек, и, возможно, бессознательно искал оправдания его поступкам.

— Ты украл часы и бумажник? — спросил я его. Он утвердительно кивнул головой и без смущения взглянул на меня ясными глазами.

— Зачем ты это сделал?

— Я иначе не могу, привык воровать. Но мне не нужны ваши деньги и вещи, возьмите их у себя в изголовье, под спальным мешком. Я должен тренироваться, а то загрубеют пальцы, и я не смогу… Это моя профессия. — Он шагнул вперёд и, вытянув худую руку, показал мне свои тонкие пальцы. — Я кольцом резал шёлковую ткань на людях, не задевая тела, а теперь с трудом вытаскиваю карманные часы. Мне нужно вернуться к своим. Тут мне делать нечего. Да они и не простят мне… В палатке собрался почти весь наш отряд.

— Если ты не оценил хорошего отношения к себе, не увидел в нас своих настоящих друзей, то лучше уходи, — сказал я решительно.

Трофим заколебался. Потом вдруг выпрямился и окинул всех независимым, холодным взглядом. Нам всё стало понятно.

Люди молча расступились, освобождая проход, и беспризорник не торопясь вышел из палатки. Он не попрощался, даже не оглянулся. Так и ушёл один, в чужих стоптанных сапогах. Кто-то из рабочих догнал его и безуспешно пытался дать кусок хлеба.

Как только фигура Трофима растворилась в степном мареве, люди разорили его балаган, убрали постель и снова привязали Казбека к бричке. В лагере всё стало по-прежнему.

Тёплая ночь окутала широкую степь. Дождевая туча лениво ползла на запад. Над Курою пошёптывал гром. В полночь хлестнул дождь. Вдруг послышался отчаянный лай собаки.

— Вы не спите? Трофим вернулся, — таинственно прошептал дежурный, заглянув в палатку.

Мы встали. Шалико зажёг свечу. В полосе света, вырвавшегося из палатки, мы увидели Трофима. Он стоял возле Казбека, лаская его худыми руками.

— Не мокни на дожде, заходи, — предложил я, готовый чуть ли не обнять его.

— Нет, я не пойду. Отдайте мне Казбека, — произнёс он усталым голосом, но, повинуясь какому-то внутреннему зову, вошёл в палатку.

С минуту длилось молчание. «Зачем он вернулся?» -- думал я, пытаясь проникнуть в его мысли. Дежурный вскипятил чай, принёс мяса и фруктов, Трофима угощали табаком.

— Оставайся с нами, хорошо будет, мы не обидим тебя, — сказал Шалико.

— Говорю — не останусь! Нечего мне тут делать!

— Пойдёшь воровать, резать карманы? Долго ли проживёшь с такой профессией?

— Я не собираюсь долго жить, — ответил он, пряча свой взгляд.

Шалико вдруг схватил его за подбородок и повернул к свету.

— А ведь не за Казбеком ты вернулся, по глазам вижу. Не хочется тебе уходить от нас. Вот что, Трофим. Мы завтра собираемся в разведку, пойдём в Куринские плавни на несколько дней. С собой берём ружьё, удочки, будем там, между делом, охотиться на диких кабанов, стрелять фазанов, куропаток, ловить рыбу. Будем жарить шашлык и спать возле костра. Нам нужно взять с собою Казбека, вот ты и поведёшь его. Согласен?

Трофим не смотрел на Шалико, но слушал внимательно, даже забыл про еду.

— А насчёт пальцев, чтобы они у тебя не загрубели, проходи практику тут, у нас, разрешаем. Тащи, что хочешь, упражняйся. Ну как, согласен?

Трофим молчал, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону.

— А как вернёмся, отдадите Казбека? — неожиданно спросил он.

— Да он твой и сейчас. Значит, договорились?

Утром Трофим не ушёл из лагеря. Он сидел возле палатки мрачный, подавленный какими-то мыслями. Это была не внутренняя борьба, а только раздумье над чем-то неясным, ещё не созревшим, но уже зародившимся в нём.