Она закрыла рот рукой, словно не давая себе говорить дальше, и просто стояла, глядя на его макушку, похолодев от потрясения. Где-то глубоко, в прагматичном уголке сознания ворочалась мысль:
Эзра опять заговорил – хриплым, надтреснутым голосом, склонив голову, как будто от тяжести собственного признания:
– Я предложил ей прогуляться, думал, если мы выйдем из дома, сходим куда-нибудь, где оживут более счастливые воспоминания… – Эзра покачал головой. – Мы пошли к озеру. Она любила наш лодочный сарай, но в тот раз там было страшно холодно, как будто все переменилось. Я попытался поцеловать ее, но она влепила мне пощечину. Пощечину – мне. – Он будто сам не мог поверить своим словам. – И я разозлился, Хэл. Ужасно разозлился. Обхватил ее шею и принялся целовать ее. А когда нацеловался, отпустил. И… – Эзра замолчал.
Хэл похолодела от ужаса. Она будто видела все собственными глазами: плеск воды о причал, отчаянная борьба бедной Мэгги, и вот она не удержалась на скользких досках… А что потом? Мэгги уходит вниз в холодную черную воду… Лодка, в которой намеренно проделали дыру, чтобы она затонула и покрыла тело.
И тишина. Надолго – больше чем на двадцать лет. Миссис Вестуэй и миссис Уоррен знали тайну, которую хранит озеро, потому и не стали поднимать ушедшую под воду лодку. Утонула и утонула, молодежь разъехалась, никому лодка больше не нужна.
– О Господи, – прошептала Хэл, не отнимая рук от лица. – О Господи.
Эзра поднял на нее глаза, в них стояли слезы.
– Мне так жаль, – было все, что он сказал.
А потом он встал и потянулся к ней. На мгновение, жуткое мгновение Хэл показалось, что он собирается поцеловать и ее.
Но она ошиблась. Она не сразу поняла, что он собирается делать.
Глава 49
– Пожалуйста, не надо. – Хэл шагнула назад, но преграждавший ей выход Эзра не пошевелился. Ей оставалось лишь пятиться назад, к другой двери, темной щели в конце комнаты. А там есть выход? Или тупик? У нее не было возможности это выяснить. – Прошу вас. Не нужно этого делать. Вы мой отец, я никому не скажу… – Эзра двинулся в ее сторону. – Ведь все всё поймут… Узнают, что вы возвращались… Увидят следы машины. Миссис Уоррен, она услышит…
Но и произнося эти слова, она понимала, что они бесполезны. Даже если миссис Уоррен еще жива и где-то неподалеку, она опять ничего не скажет об убийстве, совершенном ее дорогим мальчиком. Кричать бесполезно. Никто на свете не услышит Хэл. Однако вопреки рассудку она решила, что это единственный шанс, и, набрав побольше воздуха, закричала:
– Помогите! Кто-нибудь, помогите мне, я в ком…
И тут Эзра на нее набросился, как кот на мышь, закрыв ей рот рукой, заглушив крик.
Хэл укусила его ладонь со всей силы и, почувствовав вкус крови, одной рукой принялась шарить по прикроватному столику в поисках чего-нибудь – чего угодно, – что можно использовать в качестве оружия. Лампы. Чашки. Хоть рамки для фотографий.
Пальцы схватились за какой-то предмет, она почувствовала холодное стекло, и что-то очутилось у нее в руке. Решив, что это лампа, Хэл ударила Эзру по затылку со всей силой, на какую была способна, и услышала звук разбившейся лампочки.
Эзра убрал руку от ее рта и, зарычав от боли, схватил за запястье, заставив бросить лампу, и Хэл опять набрала воздух в легкие, но на этот раз, прежде чем смогла закричать, его руки обхватили и сдавили ее шею.
Хэл еще раз потянулась к столику, но быстро сдалась. Не получится. Страшно болела шея, на которую сильно давил Эзра, и инстинкт заставил ее поднять руки, чтобы попытаться ослабить хватку.
Бороться было уже не так важно. Важно было дышать.
Хэл подняла руки, запустив ногти в тыльную сторону ладони Эзры, стараясь ослабить его пальцы, чтобы хоть разок судорожно глотнуть воздуха. Но хватка была невероятно сильной, и она чувствовала, как сдается, уступает, все перед глазами рассыпалось на черные и красные фрагменты, гул в ушах затихал и снова наваливался темной волной, а боль в горле резала ножом. Ей представилась женщина с завязанными глазами с десятки Мечей, заключенная в темницу из клинков, ослепшая, окровавленная, томящаяся в заточении, и, теряя силы, Хэл еще успела подумать:
Она вспомнила маму, мелькнула мысль, как быстро все произошло. И только следующая мысль была о том, как же странно, что из человека так быстро можно вышибить жизнь…
Хэл все еще брыкалась, больше инстинктивно, чем осмысленно, и распадающаяся перед глазами картинка перемежалась с лицом Эзры: рот у него отвратительно распялился от горя, слезы стекали с носа.
– Мне жаль, – услышала она сквозь гул в ушах. – Мне жаль, я этого не хотел…