Смерть - мое ремесло

Он бросил трубку на письменный стол и, заложив руки за спину, зашагал в сторону двери.

- Мерзавец! - крикнул он, оборачиваясь. - Я даю тебе прекрасную ферму! Даю тебе девушку! А ты...

Он снова двинулся ко мне, и я подумал, что сейчас он начнет меня бить.

- Ты свинья! - воскликнул он. - После всего, что я сделал для тебя, ты не хочешь жениться!

- Конечно, господин полковник, я вам очень благодарен...

- Молчи!

На него нашел новый приступ бешенства, и он даже начал заикаться:

- И ты... смел... в присутствии... офицера...

Он дошел до конца комнаты, круто повернулся и заревел:

- Мебель!

Потом снова подступил ко мне и потряс у меня под носом кулаком.

- Спальня из дуба, кухонный стол, буфет, шесть соломенных стульев, четыре пары простынь. Слышишь, простынь! И это тебе, у которого за всю твою жизнь был лишь один засморканный платок! Здесь всего на... по крайней мере на шестьсот марок! И еще красивая девушка впридачу! А ты!.. Но я выгоню тебя! Я не посмотрю, что ты член нашей партии, и сгною тебя в ночлежке! Будешь жрать похлебку для нищих! Слышишь, я тебя выгоню!

Он бросил на меня свирепый взгляд. "Ведь он сделает это", - молнией пронеслось в моем мозгу, и ноги у меня задрожали.

- Подумать только! - продолжал он. - Этот господин не хочет Эльзи! Безукоризненную кобылку! Податливую, здоровую, способную работать за двоих мужиков! К тому же я даю еще мебель! Ну, не я, а отец Эльзи, но это все равно - я его уговорил, я задал ему такую баню, что у него вся вода в теле закипела! Я дал тебе возможность привести в порядок прекрасную ферму. Эта затея мне вскочила в годовое жалованье трех конюхов. А материалы! Но не буду говорить о своих жертвах, грязная ты свинья! Я даю тебе ферму! Даю мебель! А ты отказываешься!

Он внезапно успокоился.

- Впрочем, - сухо произнес он, - чего ради я тут рассуждаю с тобой!

Он выпрямился, и голос его хлестнул меня, как удар плетки:

- Унтер-офицер!

Я подтянулся.

- Слушаюсь, господин полковник.

- Вам известно, что солдат, чтобы жениться, должен просить разрешения у своего начальника?

- Так точно, господин полковник.

Он отчеканил:

- Унтер-офицер, я разрешаю вам жениться на Эльзи Брюкер! - И добавил громоподобным голосом: - Это приказ!

Он повернулся ко мне спиной, открыл маленькую дверь справа от камина и позвал:

- Эльзи! Эльзи!

Я едва выдавил:

- Простите, господин полковник...

Он взглянул на меня. Это были глаза отца. Комок подкатил у меня к горлу, я не мог больше произнести ни слова.

Вошла Эльзи. Фон Иезериц повернулся на каблуках, похлопал ее пониже спины и вышел, не оборачиваясь.

Эльзи поздоровалась со мной кивком головы, но руки не протянула. Она осталась стоять возле камина, прямая, молчаливая, с опущенными глазами. Немного погодя она подняла голову, взгляд ее остановился на мне, и я почувствовал себя смешным. Я первым нарушил молчание.

- Эльзи... - сказал я и взглянул на нее. - Могу я называть вас Эльзи?

- Конечно.

Я заметил, как слегка приподнялась ее грудь, почувствовал смущение и уставился на пламя в камине.

- Эльзи... Я хотел бы вам сказать... Если вы любите кого-нибудь другого, лучше откажите мне.

- У меня нет никого другого, - сказала она.

Я промолчал, и она продолжала:

- Только я немного удивлена...

Она сделала слабое движение, и я пробормотал:

- Я хотел бы вас также просить... Если я вам не нравлюсь, откажите мне.

- Я ничего не имею против вас.

Я поднял глаза. На лице ее нельзя было ничего прочесть. Я снова уставился на огонь и стыдливо добавил:

- Я немного мал ростом.

Она ответила с живостью:

- Это не имеет значения. То, что вы сделали на ферме, очень здорово.

Чувство гордости охватило меня. Это немка, настоящая немка. Она стояла передо мной, стройная, почтительная. Она молчала, ожидая, когда я снова заговорю с ней.

- Вы уверены, что ничего не имеете против меня?

- Нет, не имею, - ответила она без колебаний, - совсем не имею. Вы мне даже нравитесь.

Я продолжал смотреть на огонь. Я не знал, что мне сказать ей еще. Внезапно я с удивлением подумал: "Она моя, стоит мне только захотеть..." и не мог понять, рад я этому или нет.

Я поднял на нее глаза. Она смотрела на меня совершенно спокойно, не мигая. На меня нашло какое-то оцепенение. Я больше не мог ни о чем думать. Некоторое время мы стояли так молча, затем я машинально поднял руку, поправил светлый локон, свисавший ей на ухо, она улыбнулась, склонила лицо к моей руке, и я понял: все решено.

Первый год на ферме был очень тяжелым. Несмотря на то, что Эльзи получила небольшое наследство от своей тетки - без этих денег мы не смогли бы устроиться, - не прошло и полугода, как мне пришлось пожертвовать сосновой рощей. От мысли, что мы так скоро оказались вынужденными вырубить ее, у меня разрывалось сердце. Ведь мы лишились своего единственного резерва.