Смерть — мое ремесло

Она поднялась с глазами полными слез и бросилась мне на шею.

— Я меньше всего хочу мучить тебя, Рудольф. Но мне кажется, что ты меня больше не любишь.

Я погладил ее по волосам и с усилием проговорил:

— Конечно же, я люблю тебя.

После короткой паузы она сказала:

— На болоте, в особенности в последнее время, мы были по-настоящему счастливы. Помнишь, как мы откладывали деньги, чтобы приобрести ферму. Да, хорошее это было время...

Она сильнее прижалась ко мне, я отстранился и поцеловал ее в щеку.

— Иди теперь спать, Эльзи.

— Может, ты подымешься сегодня ко мне?

Я с раздражением ответил:

— Не сегодня, Эльзи. Не сейчас.

Она посмотрела на меня долгим взглядом, покраснела, губы ее шевельнулись, но не произнесли ни слова. Поцеловав меня в щеку, она вышла.

Я закрыл за ней дверь, услышал, как скрипят ступеньки под ее шагами, и, когда все смолкло, тихонько запер дверь на задвижку.

Сняв китель и повесив его на спинку стула, я ощупал внутренний карман и убедился, что конверт на месте. Затем я взял сапоги и тщательно осмотрел их. Заметив, что подковка правого сапога сносилась, я подумал, что завтра же нужно отдать, чтобы поставили новую. Я провел рукой по голенищу. Кожа была мягкая, нежная — никогда, никому я не доверял чистить свои сапоги.

Я достал все необходимое из ящика стола, наложил на сапоги немножко ваксы, хорошенько размазал ее и принялся тереть. Долго и тщательно я натирал сапоги, пока они не заблестели. Рука моя медленно, механически скользила взад и вперед. Прошло несколько минут. Теплая волна умиротворения охватила меня.

На следующий день, в четверг, оберштурмбанфюрер Вульфсланг приехал на машине, и я вручил ему свой рапорт. Он весьма резко отклонил мое приглашение позавтракать и сразу же отбыл.

В начале второй половины дня Зецлер попросил принять его. Я приказал вестовому пригласить Зецлера. Он вошел, щелкнул каблуками и приветствовал меня. Я безукоризненно ответил на приветствие и попросил Зецлера сесть. Сняв фуражку, он положил ее на стул рядом с собой и провел узкой, тонкой ладонью по голому черепу.

Вид у него был озабоченный и усталый.

— Господин штурмбанфюрер, я пришел по поводу экспериментальной базы. Кое-что, меня там беспокоит... В особенности один пункт.

— Да?

— Разрешите всесторонне доложить о положении дела?

— Пожалуйста.

Он снова провел рукой по своему голому черепу.

— Что касается психологической подготовки, здесь мало что можно добавить. И все же, поскольку заключенным обещают после душа горячий кофе, я позволил себе отдать распоряжение, чтобы к месту обработки доставили походную кухню...

По губам его скользнула улыбка.

— ...чтобы, так сказать, все выглядело еще убедительнее.

Я кивнул, и он продолжал:

— А вот на саму процедуру отравления, позволю себе заметить, иногда уходит больше десяти минут. По двум причинам: влажность атмосферы и сырость в зале.

— Сырость в зале?

— Да, я дал приказ особой команде обливать трупы — ведь они покрыты экскрементами. Конечно, воду потом удаляют, но немного все же остается.

Я разложил перед собой лист бумаги, взял ручку и проговорил:

— А что вы предлагаете?

— Придать бетонированному полу уклон и снабдить его сточными желобами.

Я задумался на минуту, потом, сказал:

— Да, но этого недостаточно. Следует предусмотреть обогревание и, кроме того, мощный вентилятор. Вентилятор одновременно послужит для удаления газа. Сколько времени уходит на вентиляцию зала после отравления?

— Вот именно, господин штурмбанфюрер, об этом я и хотел поговорить с вами. Вы даете десять минут на проветривание, но этого маловато. Люди из особой команды, которые выносят из зала трупы, жалуются на головные боли и тошноту. Производительность от этого падает.

— Пока что дайте необходимое время. Потом вентиляторы позволят нам сократить его.

Зецлер кашлянул.

— И еще одно, господин штурмбанфюрер. Кристаллы набрасываются прямо на пол зала, и когда пациенты падают, они накрывают их, а так как заключенных очень много, это мешает части кристаллов превратиться в газ.

Я поднялся, стряхнул пепел от сигареты в пепельницу и посмотрел в окно.

— Так что же вы предлагаете?

— Пока ничего, господин штурмбанфюрер.

Я, не садясь, сделал пометку на листе бумаги, затем дал знак Зецлеру продолжать.

— Людям из особой команды очень трудно вытаскивать трупы. Они после поливки водой скользкие.

Я снова сделал на листе пометку и взглянул на Зецлера. Я чувствовал, что он хочет сообщить мне что-то гораздо более важное, но все оттягивает момент. Я нетерпеливо бросил:

— Продолжайте.

Зецлер кашлянул и отвел глаза в сторону.

— И еще... одна маленькая деталь... По доносу я велел обыскать одного из особой команды. У него нашли около двадцати обручальных колец, снятых с трупов.

— Для чего они ему понадобились?

— Он говорит, что не в состоянии выполнять такую работу без спирта. Он собирался выменять кольца на водку.

— У кого?

— У эсэсовцев. Я велел их тоже обыскать, но ничего не нашел. Ну а еврея, конечно, расстреляли.

— Впредь прикажите собирать с мертвецов все обручальные кольца. Имущество наших пациентов — собственность рейха.