Смерть мужьям!

– Какой умница, – с уважением проговорил Лебедев, обнимая разгоряченный торс. – И все еще девственник... Ну, ничего, исправим. Что ж вы, барышни, такого мальчика упустили? А еще жрицы порока! Стыд и позор, а не куртизанки высшего разряда. Вот я вам сейчас...

Пока Родион добирался пешком до своей квартиры, обдумывая так и эдак парочку досадных промашек, а столица отдавалась сну, в заведении мадам Квашневской случился очередной загул безудержного разврата, до которого великий криминалист был страстный охотник, а нам нет никакого дела. Нехорошо подсматривать за чужими грехами, даже если очень хочется.

Вольты

«Для изучения езды без помощи рук надо выбрать, по возможности, ровное и гладкое пространство, и довольно сильно разогнать машину, когда ход получится большой и спокойный, можно несколько приподнять руки над рулем, стараясь, в то же время, сильно и ровно работать ногами. Руки должны быть готовы в любой момент схватить руль».

Там же.

1

Участок для пристава был домом в конкретном и практическом смысле. Савелий Игнатьевич жил не где-нибудь, а на третьем этаже участкового строения, занимая хоть и тесноватую, зато казенную квартиру. И по складу характера он предпочитал, чтоб все на службе было уютно, по-семейному. Утро пристав любил начать с крепкого завтрака, в котором яичница подавалась лишь для разгона аппетита, затем насладиться рюмочкой ликера, да и позволить чайник-другой чая. Свои привычки подполковник не менял никогда. Даже жара, опять подступавшая к измученному городу, не могла изменить ход вещей.

Пожелав своим чиновникам «доброго утречка» и отправив на посты городовых, пристав поднялся в кабинет, где уже ждал обширный поднос с завтраком, накрытый заботливыми ручками Серафимы Ивановны, законной приставши. Ближайших посетителей следовало ожидать не ранее часа через два, а потому Савелий Игнатьевич изготовился придраться утреннему блаженству. Но счастью не суждено было случиться.

Успев повязать салфетку и поднести ложку ко рту, пристав был потревожен решительным стуком в дверь. Нехотя разрешил войти. И сразу пожалел о содеянном. В кабинет ворвалось истинное наказание, и неизвестно за что насланная мука, в лице коллежского секретаря Ванзарова. В столь ранний час юнец уже кипел энергией, был чисто выбрит, подтянут и возвышался зримым укором лености начальника вообще.

– Чего вам, голубчик? – спросил пристав с кислой улыбкой.

На стол легли три одинаковых папки дел, заглавные титулы которых были исписаны далеко не образцовым подчерком. Аппетит и мирный покой навсегда покинули Савелия Игнатьевича.

– Это что такое? – бессильно пробормотал он.

– Разрешите доложить ваше высокоблагородие, – отрапортовал выскочка. – Мною заведены дела по совершенным преступлениям. Дело о предумышленном убийстве с отягчающими обстоятельствами госпожи Грановской Авроры Евгеньевны, дело об убийстве горничной Ипатьевой Зинаиды Ивановой, а также дело о насильственной смерти неизвестного господина на Невском проспекте. В связи с этим...

Неуместный доклад был прерван махом начальственной руки.

– Это что же такое? – только и смог вымолвить пристав, срывая бесполезную салфетку. – Что это, голубчик, я вас спрашиваю?

– Изволите видеть...

– Молчать! – рявкнул подполковник. – Вы что себе позволяете? Да понимаете ли вы, как я буду выглядеть на докладе у господина полицеймейстера нашего отделения? А очень даже приятно. Господин полковник спросят: «Все ли спокойно в центре столицы, господин пристав?». А что я отвечу? «Так точно, ваше высокоблагородие, все покойно, за прошлый день – три убийства». Три! Это за полгода столько не бывает во всей столице, а тут Казанская часть отличилась, понимаете, вы или нет? Вот что наделали, милостивый государь... Сидели бы у себя в департаменте, и не мешали работать. Боже мой, что же теперь делать?

– Позвольте, господин подполковник, – сдерживая обиду, сказал Ванзаров. – В чем моя вина? Произошло три преступления, я завел дела. И теперь...

– Голубчик! – Желудь молитвенно сложил руки. – Да кто же вас просил дела-то заводить? Ну, отравились барышни, так и земля им пухом. Бумагам-то зачем ход давать?

– Но как же...

– Да вот так, голубчик. Я же просил вас: тише, без самовольства. А вы что наделали?

– Исполнял свой служебный долг.

Пристав даже плюнул в сердцах. Нет, с этим толку не будет, надо избавляться от мальчишки, пока дров не наломал. Честный и исполнительный – что может быть хуже для полицейской службы. Ни тонкости, ни дипломатии, ни понимания в нем нет. Идет, как таран. И откуда такие шустрые берутся?