— На вилле всегда шесть человек охраны. Да у Зоммера шестеро. Много, ваше благородие.
— Сам знаю, что много! Сколько раз говорить! Пока мы здесь, называть меня «Акакий Акакиевич»! А то забудетесь, ляпнете при посторонних… Ну, толковые мнения есть?
Крайнее раздражение, в котором пребывал начальник, лучше всего свидетельствовало: дело швах.
— Если б пострелять дозволили — другое дело, — степенно сказал Лютиков. — Сами же велели: без кровянки. И чтоб тихо. Как тут по-тихому обтяпаешь, когда вокруг него столько псов цепных?
— Нет, Акакий Акакьич, — припечатал колено ладонью Никашидзе. — По-тихому не получится. Даже не думайте.
Глаза штабс-ротмистра грозно округлились. Появилось на ком сорвать досаду.
— Ты как разговариваешь с офицером, сукин сын! — зашипел князь. — Ты на кого это рукой машешь?! Встать!
Агент вскочил, вытянул руки по швам. Кровать качнулась, и двое остальных завалились на бок.
— Виноват, ваше благородие! То есть Акакий Акакиевич!
Козловский только зубами скрипнул — теперь уже рассердился на самого себя, за несдержанность.
— Да сядь ты!
— Так чё делать-то? Говорите, сполним, — пожал плечами, как всегда, невозмутимый Лютиков.
Опять замолчали.
Штабс-ротмистр дергал себя за ус. Романов смотрел в окно. Там по озеру пролегла лунная полоса, напомнившая ему Кларину руку.
— Раз толковых идей нет, будем действовать по плану, который разработан нашей резидентурой, — сухо, недовольно заговорил наконец Козловский. План, придуманный в Берне, ему не нравился. Во-первых, слишком рискованный и чреватый неприятностями с полицией. А во-вторых (и если честно, в-главных), потому что придуман в Берне, а не самим князем. — Завтра вечером Зоммера на вилле не будет. Наш военный агент приглашает его на встречу в Локарно. Якобы для переговоров о закупке некоторых материалов. На вилле остаются шестеро охранников плюс старичок архивариус…
— Вот это подходяще, — кивнул Лютиков. Булошников пихнул его локтем: заткнись, когда командир говорит. Однако и сам не удержался, вставил:
— Шестерых уж как-нибудь сделаем, Лавр Константиныч. Не сомневайтесь.
И огромными ручищами изобразил, будто сворачивает кому-то шею.
— Дура ты баба, Василиса! — встрял Никашидзе, которому хотелось реабилитироваться в глазах начальства. — Акакий Акакьич русским языком сказал: без трупаков.
— Акакий Акакиевич, чего он дразнится! — плаксиво возопил Булошников. — Сам он «баба»!
— Молчать! Никашидзе прав: убивать нельзя. Нужно попасть в секретную комнату и забрать оттуда картотеку. Во что бы то ни стало.
Агенты переглянулись. У Лютикова возникло сомнение.
— Если у них там обычный замок, я его сделаю, какой мудреный ни будь. Но по элестричеству я не того… Там надо цифирь знать.
— По «электричеству», лапоть, — поправил Никашидзе. — Если там цифирь, дедушка ее должен знать. Клянусь, всё мне расскажет.
Князь, чуть покраснев, предупредил:
— Ты только гляди у меня, без изуверства.
— Обижаете, Акакий Акакьич! Он полюбит меня, как внука!
Все засмеялись, а в Алеше вдруг проснулась совесть. Половину он пропустил мимо ушей и теперь хотел поучаствовать в разработке диспозиции.
— А как мы попадем на виллу? Там же стены. И часовые.
— Не мы, — поправил его штабс-ротмистр и кивнул на агентов. — Они. Их работа. Наше с вами дело обеспечивать прикрытие. Завтра ребята выступят первыми. Потом поете вы, долго. Я барабаню по клавишам. Нужно продержать зал в течение часа. Как, молодцы, за час управитесь?
— Ерунда-с, — красуясь, поиграл бровями Никашидзе. — Ехать тут пять минут. Еще к аплодисментам поспеем. А насчет стены, Алексей Парисович, не переживайте. Мы с Лютиковым там один шикарный дуб присмотрели…
Луны волшебной полосы
Романов возвращался в свой «люкс» по пустому коридору. Здесь, в бельэтаже, пол был не дощатый, как на чердаке, а укрытый толстым ковром, и шаги не нарушали ночной тишины. Когда Романов открыл дверь номера, ему под ноги легла лунная дорожка. Не включая света, постоялец прошел по ней до самого окна и стал смотреть на озеро. Оно мерцало и искрилось. Алеше, пребывавшему в настроении восторженно-поэтическом, подумалось: словно черное лаковое блюдо, на котором рассыпаны бриллианты. Несмотря на поздний час, спать не хотелось совсем. Да и как тут уснешь?
Позади раздался тихий шелест. Чуть колыхнулся воздух. На плечи Романову опустились две обнаженные руки.
Задохнувшись, он обернулся.
— Вы?!
Перед ним стояла Клара. В ее глазах, очень близко, отражались две маленькие луны.
— Тихо, тихо, — прошептала она, лаская пальцами его шею.
Алеша хотел прижать ее к себе, но это не так просто, если одна рука на перевязи.
— Не бистро, не бистро, — снова шепнула Клара, чуть отстранилась и сделала вот что: взяла его за левую ладонь и, раздвинув легкий газ, положила ее себе на грудь. Под накидкой ничего не было — гладкая, нежная кожа. От бешеного толчка крови Алеша чуть не потерял равновесие, так закружилась голова.
— Я… я… знаю, это нельзя… это очень нельзя, — бормотала Клара, подставляя ему лицо, шею, плечи для поцелуев. — … Все равно… Пускай… Люны волшебной полёсы…
И все завертелось…