Смерть на брудершафт (Фильма 3-4)

— Но государь обещал! Я всеподданнейше… Я аудиенцию… Мне не откажут! — отчаянно затряс пальцем молокосос.

Между прочим, был прав — не откажут. А мягкохарактерность дорогого Ники главковерху была слишком хорошо известна. Пойдут телеграммы, письма, и завяжется вокруг злосчастного аэроплана целая бумажная канитель, как будто у главковерха и без того мало забот.

Умный был человек его высочество. Умел находить выход и не из таких ситуаций. В секунду сыскал решение, на которое племяннику и возразить будет нечего.

— С другой стороны, машина действительно многое обещает, — задумчиво протянул Никник. — Такая большая и стреляет хорошо… Пожалуй, поступим вот как. — Он кивнул адъютанту, чтобы записывал. — Закажем Балтийскому заводу… ну, скажем, еще одну машину. Пусть поработает на фронте, полетает полгода или год. Хорошо себя покажет — запустим в серию.

Приговор — по тону слышно — был окончательный и дальнейшему обсуждению не подлежащий.

— Ну, сокол, лети с Богом, — отечески кивнул затянутому в кожу пилоту главнокомандующий.

Зепп браво отсалютовал и побежал к «вуазену», жужжавшему пропеллером на полосе. Тимо уже был на месте и прогревал мотор.

Аэроплан исполнил в воздухе несколько стандартных, несложных маневров. Во-первых, великий князь все равно не оценил бы тонкостей пилотажа, так что незачем метать бисер. А во-вторых, глупо рисковать, когда задание уже выполнено.

Затем капитан фон Теофельс взял курс на запад. Семьдесят километров до фронта он пролетит по траектории, указанной в пакете. Тимо, так и быть, пофотографирует позиции — только, конечно, не германские, а русские. Потом в задание придется внести еще одну корректировку. Миновав линию окопов, «вуазен» продолжит путь на запад, до первого немецкого аэродрома. У русских самолет будет считаться пропавшим без вести.

Аэроплан покачал на прощание крыльями. До новых встреч, господа. Вы, разумеется, опомнитесь и через какое-то время наладите выпуск своих «Летающих слонов», но будет поздно. Нашему наступлению они повредить уже не смогут. А там и Германия запустит в производство собственные многомоторники. В современной войне все решает скорость: кто раньше поворачивается, тот и выигрывает.

Несмотря на победительные мысли, Зеппу было немного грустно, как всякий раз после выполнения трудной задачи.

Но грусть была светлая, по-своему приятная. Хотелось бы испытать нечто подобное и в смертный час, оглядываясь на прожитую жизнь. Это означало бы, что она удалась.

Из директивы Штаба верховного главнокомандующего Главному военно-техническому управлению:

«…Вследствие обнаружившейся непригодности аэропланов типа «Илья Муромец» к выполнению боевых задач надлежит прекратить снабжение армии аппаратами этого типа».

Дети луны (Смерть на брудершафт. Фильма четвертая)

Петроградский август

Белые бессолнечные дни. Черные безлунные ночи. Серые мокрые сумерки, как зыбкая граница между явью и сном. Но нет ни полного забытья, ни настоящего пробуждения. Столица больна. Столица наполовину пуста. По прямым каменным улицам бродят растерянные женщины. Мужчин гораздо меньше, зато они деловиты, они спешат. Большинство одеты в военное, но в самом городе ничего воинственного нет. Фронт очень далеко. Только на большом отдалении от выстрелов так густо гнездятся генералы и популяция бравых полковников так решительно превышает количество зеленых прапорщиков.

Один из представителей этого во всех смыслах незначительного меньшинства, о котором еще говорят “курица не птица, прапорщик не офицер” (вполне, впрочем, молодцеватый юноша в превосходно сидящем кителе), соскочил с извозчика у здания Отдельного жандармского корпуса на Фурштатской, поправил портупею, снял и снова надел фуражку, взбежал по ступенькам.

Пока дежурный искал в журнале имя (“прп. А. Романов к его првсх. ком-ру ОЖК”), молодой офицер привычным жестом потрогал, словно бы вдавливая в грудь, солдатский георгиевский крест.

Ишь, важничает, подумал дежурный, выписывая пропуск на этаж, где помещалось высшее начальство.