Смерть на двоих

– Последний раз по-хорошему… – и он опять одернул себя. Ну что толку говорить с этим гадом на русском. – Имя? Назови ее имя, и, клянусь Распятием, ты будешь жить.

Надо отдать офицеру должное, он повел себя относительно спокойно. Утерев нос, он поднялся и скривил губы.

– Ты говоришь о Христе, неверный?

– Я христианин, а не араб… я англичанин…

– Это не лучше.

Рик набрал полные легкие.

– Я не собираюсь вступать с тобой в религиозный диспут, – он вплотную подошел к пленнику, – у меня выкрали жену, и я готов пойти на все… Слышишь – на все! Чтобы примерно наказать тех, кто осмелился… и пусть это будет даже сам Папа, я доберусь и до него…

Вряд ли немец понял и половину того, что сказал Джеймс, но его взгляд говорил гораздо красноречивее.

– Ирис, – тихо произнес он в ответ.

Рик замер, да и столпившиеся матросы перестали дышать. Было слышно, как у капитана заскрипели зубы.

– Спасибо, – процедил он сквозь зубы. – Теперь сделайте милость: скажите, куда вы ее конвоировали?

– В замок Ангела.

Рик молча кивнул, давая понять пленнику, что знает, о чем речь.

– Еще раз спасибо. Вы будете жить. Дерек, проводи гостя…

– Но мои люди… – вступился было офицер за оставшихся членов экипажа.

– Насчет них уговора не было, – отрезал Рик и, развернувшись на каблуках, двинулся вдоль борта.

Немец еще попытался что-то кричать ему вслед, но его быстро заткнули и гостеприимно уволокли на нижний дек. А оставшиеся пять матросов с галеры вновь вынужденно приступили к водным процедурам.

Уже стоя на юте Рик видел, как эти несчастные, цепляясь за обломки своего корабля, терпеливо ждут… рабства. Щебеки алжирцев, взяв на абордаж последнюю галеру, уже возвращались назад.

Судьба ни тех, ни других уже не заботила Джеймса Рика… а уже тем более Якова Риковича. Его черная «Немезида» на всех паруса спешила к берегам Италии.

Глава 17

В этой, второй жизни, Ирис по большому счету нравилось все. За исключением некоторых проблем интимного характера. Таких, как отсутствие нормальных удобств. Попав в страшный замок Ангела, в лапы Святой Инквизиции, вместо того чтобы сходить с ума от страха, она тихо злилась из-за неприятного запаха из отхожего места, которое, по здешним обычаям, находилось прямо в камере. Скажи кому – не поверят.

Сильнее раздражения было, пожалуй, лишь беспокойство за Дика. Где он? Жив ли? Неужели эти клятые ручные бомбы он сам привез на свою же голову? Или все-таки… Взрыв был в пещере, а Дика, по словам мерзавца Ринальдо, выволокли наружу. Это была ее единственная надежда.

Перевалив через горы по мосту святой Анны (на самом деле это были лишь несколько жердин, связанных вместе, здесь такими погоняли коз), Ринальдо привел Ирис в небольшую деревушку – всего четыре дома. К тому времени она уже так устала и сходила с ума от жажды, что предложенное разбойником вино выпила залпом, как лимонад «Лесная ягода». И немедленно уснула. Поганец что-то подсыпал ей в кружку.

Ирис стоило быть хоть немного умнее: после того, что разбойник сделал со своими людьми, есть-пить из его рук могла только полная дурочка, даже не круглая, а квадратная. Сколько раз ее подводила доверчивость! Стоило бы поучиться хотя бы у Кэти. Та хоть и обожала очертя голову бросаться в авантюры вроде ночной вылазки в чужой сад за яблоками, но сдачу в лавке всегда пересчитывала два раза. Вот только с замужеством «прокололась».

От мыслей о подруге свело зубы. Где она сейчас? «Красотка Сью» уже могла достичь одного из ближайших мусульманских портов. Что ждало Кэти? Невольничий рынок? Или сразу гарем какого-нибудь Мухаммеда-Али, вафли на завтрак, постель на ужин и плетка на десерт. Продержится ли подруга?

О ком она совсем не думала, так это о себе. Почему-то все, что происходило с ней, казалось игрой, которую она может прекратить, как только та перестанет ее развлекать. В смерть на костре инквизиции Ирис как-то совсем не верилось.

Бывают вещи, которые не меняются, сколько бы веков не прошло под солнцем. Например, любимое время ведения допроса.

Ирис лишь под утро удалось забыться чутким, тревожным сном, свернувшись почти по-собачьи на грубо сколоченной деревянной лавке. Матрасы, даже набитые гнилой соломой, здесь не водились. С другой стороны, вшей тоже не было. Но стоило ей задремать, как чья-то рука бесцеремонно встряхнула ее за плечо, возвращая к действительности. Ирис сладко зевнула и заморгала. Перед ее глазами, затуманенными от дремы, в неясном полумраке камеры обозначились три фигуры в серых рясах, перепоясанных веревками. Две были худы, одна – приземистой и полноватой.

Видимо, толстый здесь всем рулил. Во всяком случае, заговорил с ней именно он. И не по-итальянски. На Корсике у Ирис было слишком мало времени, чтобы выучить язык, но узнавать быструю, темпераментную итальянскую речь она научилась. Это была не она.