Смерть на Кикладах

– Добрый вечер, – по-английски, с сильным акцентом произнес мужчина. – Я Димитрос, сын Ирини. Мы с мамой рады приветствовать вас на вилле «Афродита». Мы много слышали о вас от наших афинских друзей. Принимать вас – для нас честь и удовольствие. Мама говорит, – добавил он после короткой паузы, внимательно выслушав греческую скороговорку матери, – мама говорит, что вы обещали остаться надолго. Это хорошая идея! Вам у нас должно понравиться.

Мужчины обменялись рукопожатием. У Димитроса были широкие крепкие ладони крестьянина, привыкшего работать на земле. Он перестал хмуриться, даже заулыбался, но выглядел несколько потерянно, словно какая-то мысль не давала ему покоя.

– Добрый вечер! Мне у вас уже нравится, – улыбнулся Смолев. – А вечер еще только начинается! Чем это так божественно пахнет из кухни?

– О! Это фаршированный барашек на вертеле, – Димитрос перевел матери их диалог.

Та разулыбалась, произнесла: «Патудо, патудо!», снова ласково похлопала Алекса по плечу, сказала что-то Димитросу и отошла в сторону кухни.

– Маме надо проверить, все ли в порядке со столом. Давайте-ка я представлю вас постояльцам, ведь впереди целый вечер.

Димитрос по очереди подводил Алекса к гостям виллы и представлял его как почетного гостя, успешного ученого, бизнесмена, – что еще там наплел Виктор встречающей стороне? Ну, берегись, старый приятель! – из далекой заснеженной России, большого патриота Греции (почему бы и нет, Смолев не возражал), желающего осесть где-нибудь на Кикладах.

Гости жали Алексу руку, искренне шумно удивлялись и не менее искренне радовались за него. Алекс нравился гостям. Им, впрочем, нравилось уже всё. Как сказал Димитрос, некоторые провели на террасе целый час, наслаждаясь местным вином, сырами, тимьяновым медом, фруктами и обществом друг друга.

Первой была греческая пара в преклонном возрасте, приехавшая отдохнуть с материка на остров. Когда-то они встретились здесь и полюбили друг друга. Вспоминая свое венчание в красивейшей белоснежной церкви Божьей Матери Филотийской и последовавшую за тем свадьбу пятьдесят пять лет назад, супруги даже прослезились. Гулял весь остров! Сейчас таких свадеб уже не играют, нет, не играют: кризис, да… Да и люди изменились, нет того веселья, радушия. Вот Ирини, хозяйка, одна из немногих, кто понимает толк в островном гостеприимстве. Говорят, она планирует уезжать. Какая потеря для острова, какая потеря! – сокрушенно качали головами и разводили руками. Куда они будут ездить? Это печально: они так привыкли к этому дому, здесь всегда чтили традиции… Как Георгиос всех подвел, как подвел, а ведь еще совсем молодой, восьмидесяти даже не стукнуло, – жить да жить!..

Димитрос немного утешил их, подарив персональную бутылку ракомело для мужа и китрона для супруги. Греки обнялись и долго хлопали друг друга по спине, старушка снова пустила слезу.

Оставив стариков вспоминать былые дни под рюмочку ракомело, Димитрос подвел Алекса к паре молодых англичан из Борнмута: Лили и Джеймсу Бэрроу, историкам-археологам. Здесь Алекс оживился: он бывал в свое время по делам службы в Борнмуте и соседнем Пуле.

Выпив по бокалу вина с англичанами и искренне похвалив прекрасные крабы и местные устрицы, которыми он наслаждался в Пуле, и отметив великолепные стейки в «Sun Cliff Hotel» в самом Борнмуте, которые он долго не мог забыть, Алекс поинтересовался, что привело чету Бэрроу на остров. Оказалось, что у Джеймса есть целая теория по поводу зарождения цивилизации на Кикладах, он два последних года усиленно обучался дайвингу и готов обнаружить необходимые доказательства своей теории. Уже готовы и маршруты, есть договоренность с владельцем и капитаном шхуны. Если Алекс будет не против, они будут рады пригласить его в свою компанию.

Алекс выразил свою полную готовность, чем несказанно подбодрил и обрадовал англичан: видимо, в своих способностях дайвера Джеймс не был все же уверен до конца.

Милые люди, обязательно схожу с ними в море, подумал Алекс. У него появилась мысль обойти остров целиком с моря, рассмотреть его как следует, а чета Бэрроу – прекрасная для этого компания.

Затем они подошли к испанской паре. Их Алекс запомнил еще по парому.

– Карлос Мойя, хирург, очень приятно, – представившись, протянул испанец руку Смолеву, и тот невольно отметил силу его рукопожатия: как клещами стиснул! – А это моя жена, Долорес. Вы же видите, недаром она все время грустит, мне никак ее не развеселить.7

Жена махнула рукой в ответ на шутку мужа и сердечно поздоровалась с Алексом.