Смерть на кончике хвоста

Но это был не аллергик.

Из «глазка» на Наталью взирала крепкая, почти квадратная голова, небрежно насаженная на плечи. Шея только подразумевалась. Кой черт подразумевалась — ее не было вообще. А сама головогрудь выглядела так устрашающе, что у Натальи подкосились ноги.

— Кого вам? — пискнула она из-за двери.

— Вас, — заявила головогрудь и улыбнулась, показав нижнюю челюсть, утыканную акульими зубами.

— Я, видите ли… Я не одета… — сказала она первое, что пришло в голову.

— Я подожду.

Господи, зачем она вообще нашла эту собаку, эту квартиру, этот ключ? Что за женщина здесь живет? И что за мужчина стоит за дверью? Может быть, он постоит и уйдет?

— Вы скоро? — напомнила о себе головогрудь.

Нет, так просто он не уйдет. Старушонка с косой и в саване тоже так просто не уходит с порога, если уж пришла.

— Да-да… Я сейчас, — сказала Наталья, но так и не сдвинулась с места. — А что вам, собственно, угодно?

— Поговорить.

Этот поговорит, как же. При желании размозжит дверь одним только лбом.

— Я вас не знаю.

— Я тоже. Но поговорить нужно. Интересно, уж не за хозяйку ли дома он ее принимает?

— Я… Я вызову милицию, — это прозвучало совсем по-детски, и Наталья устыдилась самой себя.

— Зачем же? А если я милиция и есть?

Три тысячи долларов, паспорт на имя совершенно другой женщины. Просроченные билеты. Лучше открыть.

9 февраля

Воронов

Осанна! Аллилуйя!

Вот оно и свершилось.

Ты входишь в первый попавшийся дом, в квартиру, расположенную над твоей квартирой. И что же ты видишь? Свою собственную книгу, которая выпала из портфеля хозяйки. Это было так неожиданно и так чудесно, что у Воронова прошла тупая боль в желудке, которая мучила его с прошлого понедельника. Вот только если бы внезапная поклонница не была такой неприятной… Сразу видно, богатая содержанка, пресыщенная кокотка, любительница «leather sex» и прочих сексуальных извращений. Но… как это она сказала? Русский Жапризо?

Как бы то ни было, цель достигнута. Можно переключаться на магический реализм. Ему всегда нравился магический реализм, но совмещать его с детективом-однодневкой? Времена Хичкока и Хамфри Богарта с его «Мальтийским соколом» прошли, остались только большие пистолеты, подозрительно смахивающие на фаллоимитаторы, и мозги на асфальте, подозрительно смахивающие на чечевичную похлебку. И уйма женщин, похожих на писателей. И уйма мужчин, похожих на романистов.

Блондинка, и, должно быть, крашеная.

Ее лица Воронов так толком и не разглядел: от аллергии на собачью шерсть у него начали слезиться глаза. Наверняка расхожий тип, который нравится нуворишам: леденцы вместо глаз, леденцы вместо губ, эпилятор на полке в ванной и страстная любовь к мексиканской кухне. Еще и собаку держит. А собаки гадят где ни попадя; честному человеку ступить некуда, то здесь, то там на «мины» натыкаешься…

Quean. Нужно поискать в разговорнике Сольмана, как именно пишется это слово.

Всю ванную испохабила. Теперь штукатурка отсыреет, потолок покроется плесенью, а это губительно для воспаленных гланд и носовых перегородок. Да-а… Совсем не так представлялась Воронову первая, воочию увиденная поклонница.

Он прошелся по комнате, прислушиваясь к скрипящему и стонущему организму, и коснулся пальцем «Ундервуда». За последние два месяца он не написал ни строчки, и проклятый «Ундервуд» стал действовать ему на нервы. Если бы не излучение, он бы давно обзавелся компьютером и сочинял бы дурацкие тексты в десять раз быстрее.

На кухне Воронова ждала овсянка с изюмом и тертыми орехами — ежедневный скучный ужин для ублажения гастроэнтероколита. Гастроэнтероколит, как какой-нибудь заправский Минотавр, требовал дани, и изюм с тертыми орехами вполне подходил для этой цели. Воронов поковырял ложкой в жидком месиве, выловил пару изюминок и отправился звонить Марголису.

— Это я, — буднично сказал он в трубку.

— Ну? — неисправимый оптимист Марголис отличался тем, что всегда ждал только хороших вестей. — Как твой кризис? Унялся?

— Продолжается.

— Отнесись к этому философски, Володенька…

— У меня неприятности.

— Какие еще неприятности? Родильная горячка приключилась? Или, не дай бог, болезнь Иценко — Кушинга?

— У меня протек потолок.

— Ну это же не проблема, Володенька. Завтра вызову рабочих из ЖЭКа, сделают тебе потолок не простой, а золотой.

— Кокотка с верхнего этажа залила. Дама полусвета. Безмозглая девица со смазливой физиономией и собакой в придачу.

— Что ты говоришь!

— Если бы ты ее только видел! Типичная такая потаскушка. Интеллекта ноль, но обстановка! Мраморный пол. Наверняка она из простуд не вылезает… И наверняка ее содержит какой-нибудь уголовник.

— Ну-у… так уж и уголовник. Не будь занудой, Володенька.

— Уголовник! Или банкир, что, в общем, одно и то же… Ты знаешь, что я у нее выцепил?

— Карту-схему борделей города Санкт-Петербурга, — хохотнул Марголис.

— Свой собственный роман… «Смерть по-научному»…

— Что ты говоришь!

— Именно. Она, оказывается, моя страстная поклонница. Читала все пятнадцать книг. И всучила мне последнюю. Прямо миссионерка какая-то.

— Да какая разница, кто она, если ты уже пошел в народ?