Смерть на мосту

И да, прямо сейчас движение – это жизнь в буквальном смысле этого слова.

«Проклятье».

Хочется врезать по рулю. Она дрожит, кажется, что по ее нервным окончаниям пробегает электрический ток – столько в ней энергии. По коже бегут мурашки. Да, да, да, это происходит на самом деле.

Что это были за костры? Четыре ритуальных костра, которые помешивал Райсевик? Она думала о них, снова и снова прокручивая увиденное в голове, и теперь у нее есть догадка. Это напоминает завершение картинки-загадки, ты ее составляешь – и перед тобой открывается большая картина. Бинокль, обгоревшая на солнце кожа, тяжелое дыхание и отчаянное желание ее поймать до того, как она вернется в город…

«Он тебя преследует».

Да, конечно, вот он. Удивляться тут нечему. Черный «Додж Чарджер» капрала Райсевика появляется в ее зеркале заднего вида. Он легко ее догнал и теперь пристраивается сзади. Полицейскому важно догнать Кэмбри. Похоже, он ее подпирает, оскалившаяся решетка на переднем бампере все ближе и ближе: было двадцать, а теперь между ними десять футов. Он уже на хвосте, и если она прямо в эту секунду нажмет на тормоза, столкновение гарантировано. Этот вариант Кэмбри обдумывает.

Дорога со щебеночно-асфальтовым покрытием. Черное полотно. Петляет между сосновыми лесами и по прериям, иногда пересекает холмы. В свете фар мелькают указатели, предупреждая о резком повороте впереди. Кэмбри снижает скорость – передние фары Райсевика еще больше и ближе.

«Если во что-то врежусь, лучше от этого не станет», – подумала Кэмбри. Райсевик, наверно, будет только рад, если она потеряет управление, «Тойота» вылетит с трассы и повиснет на каком-нибудь дереве. На этом его работа будет закончена. Он сможет поехать домой.

Вдруг она распереживалась еще сильнее.

«Он знает мое имя».

Сколько информации хранится в базах данных полиции? Все как в фильмах? Адрес Кэмбри никогда не соответствовал действительности – она слишком много и слишком часто переезжала с места на место, но если ее мелкие правонарушения или ДТП, в которые она попадала, в базе есть, то капрал Райсевик знает, что ее родители живут в Олимпии, штат Вашингтон. Если он не поймает ее сегодня вечером, то вполне может заявиться к ним и вместо нее убить родителей. Или взять их в заложники.

Пока Кэмбри не встретила ни одной машины.

Она проверяет свой телефон-раскладушку. Связи все еще нет. Шоссе пустое, но, может, ей удастся заметить подъездную дорогу, по которой можно выехать на автостраду федерального значения, которая идет между штатами и параллельно этому шоссе. На автостраде I-90 определенно будут другие водители. Ее успокаивает мысль о свидетелях. Полицейский-психопат не посмеет что-то с ней сделать на глазах у других, ведь так?

«Если он не решит убить и их».

«А вдруг решит».

Позади раздражающе замигали красные и синие огни. Он включил полицейскую мигалку на крыше. Завывала сирена. Она звучит не так, как другие сирены, которые Кэмбри слышала раньше – слишком низко, давит на уши, напоминает эхо под водой из кошмарного сна. Может, это страх затуманил ей мысли?

Странно, но она чувствует себя оскорбленной.

«Держишь меня за дуру?»

Она высовывает из окна руку и показывает Райсевику средний палец. В ответ он резко выключает сирену.

Вначале Кэмбри чувствует себя победительницей, так бывает, когда удается придумать остроумный ответ. Но это чувство проходит быстро. Он просто пошел на хитрость. Капрал Райсевик – если это вообще его настоящая фамилия – попытался в последний раз сыграть роль полицейского из дорожно-патрульной службы, воззвать к ее чувству ответственности как законопослушной гражданки. Может, это и прокатывает с другими. Но не с Кэмбри. Поэтому Райсевик решил действовать иначе.

Однако мигалку на крыше своей машины он так и не выключил. Красно-синие огни продолжают мигать, освещают дорогу не только прямо перед машиной, но и по бокам, и облегчают преследование по погружающейся во тьму местности. Этот постоянный и безжалостный источник света врывается в мысли Кэмбри, словно протыкая их иглой, и у нее начинает болеть голова. Она опускает зеркало заднего вида, чтобы не видеть блики.

Следующую милю или две они едут в полной тишине.

Она несется на скорости шестьдесят миль в час, на прямых участках, если получается, разгоняется до восьмидесяти. Она хочет ехать быстрее, но дорога слишком темная и петляет, к тому же идет то вверх, то вниз. В угасающем свете дня неожиданно возникают крутые повороты. А «Додж» Райсевика плотно сидит у нее на хвосте, в тех же двадцати футах. Мигалка так и пульсирует яркими цветами на крыше, словно сердце беззвучно отбивает удары по стеклу.