Смерть на Невском проспекте

— Вы собираетесь вручить мне четыре пера [6]лично или сэр Джереми сделает это за вас, устроив специальную церемонию в министерстве? — осведомился Пауэрскорт, более всего на свете желая отделаться от непостижимо неприятного гостя.

— Семья этого не забудет, Пауэрскорт. Такое с рук не сходит, это я точно вам говорю.

— Отлично, — сказал Пауэрскорт, тремя стремительными шагами преодолел расстояние до сонетки и дернул ее, вызвал дворецкого. — Я достаточно долго терпел эту дискуссию. Рис покажет вам выход. Ваше поведение в этом доме недостойно даже презрения. Сущий позор доброму имени офицера и джентльмена. Не вздумайте явиться сюда снова. Вас не впустят. А теперь соблаговолите убраться на помойку, где вам самое место. Прощайте.

На этом Пауэрскорт покинул свою гостиную и отправился на второй этаж, в комнату близнецов, привести нервы в порядок.

— Нет, но каков негодяй! — позже сказал он леди Люси. — Он, ни много ни мало, обвинил меня в трусости! Вот что я тебе скажу, Люси. В этот дом он больше не войдет. И сделай любезность, сообщи своим родственникам, что, если его пригласят в гости, по какому угодно поводу — будь то свадьба, похороны, крестины, смерть первенца или ритуальное убийство, — нас с тобой там не будет.

Назавтра утром Пауэрскорт отправился поработать в Лондонскую библиотеку на Сент-Джеймс-сквер. И только пробило одиннадцать, как к дому Пауэрскортов подкатил весьма величественный экипаж. Лорда Роузбери, бывшего министра иностранных дел и экс-премьер-министра, почтительно препроводили в гостиную. Леди Люси волновалась, так ли удачно она причесана, как ей бы хотелось, и в подобающем ли она платье, однако Роузбери, помимо его высокого общественного положения, был еще и очень давний друг семьи. Мальчиком он присутствовал на ее крестинах, позже был гостем на обеих ее свадьбах, в общем, принадлежал к трем людям, которым дозволялось звать ее просто «Люси». Она же, ввиду его министерских и премьерских постов, не могла заставить себя обращаться к нему иначе как «лорд Роузбери».

— Прошу извинить меня, Люси, — начал Роузбери, — за столь внезапное вторжение. Я буду с вами абсолютно честен, моя дорогая. Я здесь по особой просьбе премьер-министра, ввиду этого русского дела, и мне показалось, что, принимая в расчет нашу давнюю дружбу, разумней будет сначала потолковать с вами, а уж потом с Фрэнсисом. Этот деятель из Форин-офиса думает, что я сумею повлиять на вашего мужа. Я же совсем не уверен. Это по силам только вам, моя дорогая.

Леди Люси сразу вспомнилось, что лорд Роузбери, оказавшийся довольно незначительным в роли премьер-министра, славится как искусный оратор. Даже в уютной гостиной, во время частной беседы было легко представить его на площади, на кое-как сколоченной трибуне, в окружении тысяч сторонников. Именно этот утонченный аристократ, побывав на съезде демократической партии в Нью-Йорке со всеми сопутствующими этому мероприятию запланированно-стихийными проявлениями энтузиазма в адрес отдельных кандидатов, привнес некоторые такого рода приемы в британскую практику, проводя мидлотианскую кампанию Гладстона [7].

— Хочу изложить вам некое предположение, Люси. Это всего лишь предположение, не больше. — Роузбери улыбнулся, и леди Люси вдруг стало не по себе. — После того как Фрэнсиса ранили пару лет назад, вы вдвоем отправились, если память меня не подводит, в Италию. Предположение мое состоит в том, что во время этого путешествия или же вскоре по возвращении вы убедили Фрэнсиса отказаться от профессии детектива. Ваши мотивы, разумеется, вполне внятны и очевидны: четверо детей, двое из них совсем крохи, длинный список опасных приключений и покушений на жизнь мужа. Я знаю Фрэнсиса очень давно. Помню его первое дело, он еще служил в армии, это было ужасное убийство в Симле. Я знаю, что он рассматривал свою работу как способ служения обществу, как заботу о том, чтобы освободить мир от злодеев, которые, убив раз и оставшись безнаказанными, могут убить снова. Полагаю, что никогда в жизни ему не пришло бы в голову отказаться от этой миссии по собственной инициативе. Это все равно что просить мистера Грейса отказаться от крикета, а мистера Уэллса прекратить сочинять рассказы. Только ради вас он пошел на это. Я прав?

Снедаемая одновременно виной и необходимостью защищаться, леди Люси кивнула и подалась вперед, но Роузбери, протянув к ней руку, не дал ей заговорить.

— Прошу вас, позвольте мне продолжить, Люси. Этот живой скелет из Форин-офиса думает, что я собираюсь переубеждать вас. Ничего подобного! Но если позволите, мне бы хотелось, чтобы вы приняли во внимание несколько обстоятельств.

И тут, очень позабавив этим леди Люси, он поднялся с места и принялся вышагивать по гостиной — в точности как ее муж. Видимо, всем мужчинам, подумала она, от природы свойственна эта потребность мерить шагами воображаемую палубу, подобно Нельсону, преследующему неуловимый французский флот или испанский галеон, груженный сокровищами и военной добычей.