Смерть на Невском проспекте

Рикки стащил с полки несколько папок. Как только их содержимое рассортировали по датам, Пауэрскорт с растущим удивлением ознакомился с чрезвычайно подробным отчетом сэра Джереми Реддауэя об усилиях, предпринятых Форин-офисом с целью заставить его, Пауэрскорта, вернуться на сыщицкую стезю. Теперь он с полной ясностью осознал всю важность визита лорда Роузбери на Маркем-сквер. По крайней мере, хоть одна тайна раскрыта, хотя остальные еще ждут своей разгадки в Лондоне. Генералу Хватову не было нужды держать батальон шпиков, прячущихся за стволами деревьев на Маркем-сквер, чтобы вызнать в подробностях, что за визитеры месяц назад посещали Пауэрскорта в надежде вернуть его из отставки. Он просто внимательно читал телеграммы Реддауэя.

— Рикки, — сказал Пауэрскорт, крепко пожимая тому руку, — спасибо за помощь. Если в мое отсутствие случится что-то важное, не сочтите за труд, телеграфируйте мистеру Берку, используя ваш с братом секретный канал. Через Форин-офис этого делать не надо. А если мне понадобится связаться с вами, я тоже обращусь к вашему брату.

— Хорошо, милорд. Могу я выразить надежду, что вы скоро вернетесь? И пожелать вам удачного завершения вашей миссии в Кенте?

Не хочет ли он сказать, что моя миссия здесь оказалась не слишком удачной, думал Пауэрскорт, шагая по коридору к кабинету де Шассирона. И решил, что следует написать несколько коротких писем: г-ну Бажанову, третьему помощнику заместителя столоначальника административно-хозяйственного департамента министерства внутренних дел, г-ну Торопову, товарищу министра иностранных дел, генералу Хватову в его логово на набережной Фонтанки, и мадам Керенковой, бывшей любовнице покойного Родерика Мартина. Очень любезно он информировал их о том, что вынужден уехать по причине внезапной и трагической гибели миссис Мартин, поблагодарил за помощь, которую они оказали ему в его расследовании, и выразил надежду, что по его возвращении это сотрудничество возобновится. Что касается Наташи и Михаила, то с ними он держался настолько оптимистично, насколько позволяли обстоятельства.

— Я приеду в Россию, как только смогу, — сказал он. — Очень может статься, что вторая смерть прояснит обстоятельства первой. Не сомневайтесь, так часто бывало в прошлом. Наташа, — улыбнулся он девушке, — прошу вас, проявите всяческую осторожность. Я уже говорил вам об этом, но мне страшно даже подумать, что они сделают с вами, эти люди, если вы попадете под подозрение. Боюсь, Михаил, тело Мартина уже не найти, но все-таки поисков не прекращайте. И если вам понадобится связаться со мной, у Рикки Краббе имеются свои методы найти меня в Лондоне.

— А почему вы думаете, что тело уже не найти, лорд Пауэрскорт?

— Подозреваю, кто-то очень не хочет, чтобы мы узнали, что произошло с Родериком Мартином перед тем, как он умер. Возможно, его пытали, потому что он не хотел сказать своим мучителям то, что они от него требовали. Почему его убили? Чтобы никто не узнал то, что узнал он? А может, просто придя в ярость от его молчания? Кто знает? Тело Мартина нашли на Невском проспекте посреди ночи, а потом оно пропало. Что-то подсказывает мне: каков бы ни был секрет Мартина, люди, которые хотели раскрыть его, пока этого сделать не сумели. И по меньшей мере один из них, представитель охранки, надеется, что я приведу его к разгадке тайны.

Около двух десятков человек стояло на лесной поляне под ночным небом, мужчин и женщин, одетых в домотканые белые рубахи. Три костра отмечали границы места действия. В центре стоял человек, которого они называли «кормщик», вожак секты и распорядитель сегодняшнего таинства. Рядом с ним — его жена, «кормщица» или «восприемница». За ними несколько барабанщиков, понемногу увеличивая темп, отбивали ритм. У каждого в руках горела свеча, и, когда свечи стали догорать, люди пустились в пляс — сначала медленно, плавно, потом все размашистей, отчаянней. Кормщик заметил, что странник, который пришел сегодня к нему в дом и одним прикосновением рук снял головную боль, мучившую его всю неделю, выплясывает с особым рвением, как пьяный, мотая чернявой головой. По мере того как росло возбуждение и пляска делалась все необузданней, участники действа сбрасывали с себя рубахи и на колени падали перед кормщиком, каждый подставляя спину под удар березовой розги. Потом они и сами стали стегать друг друга этими розгами, хлыстами, которые и дали имя секте. Барабаны били все чаще, свечи попадали на землю, и лесной воздух огласился истошными, невразумительными воплями.