С Будницкой Алтунин решил начать не потому, что она казалась ему наиболее перспективной, а потому, что она жила ближе всех остальных «контактов» Половника, в двух шагах от Управления. Наиболее перспективным Алтунин считал рецидивиста Солодовникова по кличке Ельшан, проживавшего в подмосковном селе Карачарово. Ельшан родился в Одессе, ходил по молодости на каботажных судах до тех пор, пока поножовщина не привела его за решетку. До войны он часто наведывался в Одессу по делам и считался своим у тамошних воров. Алтунин не представлял, что случилось с теми ворами за время оккупации, но не исключал того, что Половник может обратиться к Ельшану с просьбой помочь бежать за границу. Побег в трюме какого-нибудь судна — это практически единственная возможность бежать из Советского Союза. К возможности благополучного перехода границы по земле Алтунин, как бывший сержант погранвойск, отслуживший срочную на финской границе, относился скептически. Если повезет, то конечно можно, но для этого надо и навыки соответствующие иметь, и проводника хорошего. А то некоторые наденут на ноги обувку, имитирующую кабаний след, и чешут в ней человеческим шагом, упуская из виду, что у кабана шаг куда как меньше. Да и куда он махнет через границу? К финнам? Те его назавтра же выдадут, без вопросов. Попробует пробраться на территорию Германии, чтобы перейти к союзникам? Да он дальше Белостока не доберется, в самом наилучшем случае. Нет, если уж за кордон, так по морю — из Одессы, Симферополя, Сухума или Батума…
Будницкой следовало звонить два раза. Алтунин позвонил, выждал минуту, затем позвонил снова. За дверью послышались шаркающие шаги, щелкнул замок, лязгнула, падая, цепочка. Когда дверь открылась, Алтунин увидел перед собой женщину средних лет в строгом синем платье с белым воротником. Волосы женщины были собраны в тугой узел на затылке, половину лица закрывали очки в массивной оправе. Фотография Будницкой в картотеке была плохонькой, но Алтунин и без нее догадался бы, что перед ним не Вера Станиславовна.
— Здра… — бодро начал Алтунин.
Женщина не дала ему договорить, прижала палец к губам, шикнула и указала рукой на ближнюю дверь в длинном коридоре. Коридор в этой квартире не был загроможден всяким хламом, как это обычно бывает. «Интеллигенция», уважительно констатировал Алтунин, и вошел, вытерев ноги о половик тщательнее обычного.
— Муж спит, — тихо пояснила женщина, закрыв дверь. — С дежурства пришел.
Алтунин от чистого сердца позавидовал тому, кто может утром прийти домой и спокойно завалиться спать, зная, что кто-то из близких станет охранять его покой.
Женщина ушла. Алтунин негромко постучал в дверь. Скорее даже не постучал, а поскребся, словно кот. Раз, другой, третий… Если бы Будницкой не было дома, то соседка сказала бы об этом. Раз не сказала, значит, надо до нее достучаться. Мелькнула мысль, что Будницкая может быть не одна, но Алтунин отогнал прочь смущение. Дело у него важное, не одна, так не одна. А если там у нее Половник, так совсем хорошо.
Пистолет Алтунин доставать не спешил и становиться сбоку от двери тоже не стал. Если, допустим, сейчас у Будницкой находится Половник, то никто не мешает ему подглядывать в какую-нибудь незаметную Алтунину щелочку. Если увидит перед дверью незнакомого мужчину в мятом костюме, то может и насторожиться, но не сильно. А вот если незнакомец встанет к двери бочком со стволом в правой руке, то тут уж все ясно — надо валить мента и уносить ноги. Пуговицы на пиджаке Алтунин расстегнул еще когда поднимался по лестнице, расстегнул машинально, не задумываясь, сработала старая привычка. Старший лейтенант Федорович из шестого райотдела вшил в каждую полу пиджака по увесистой гайке, утверждая, что этот груз помогает быстрее откинуть полу и, следовательно, быстрее выхватить пистолет. В марте сорок первого Федоровича, возвращавшегося домой с дежурства, задавило полуторкой — пьяный водитель не справился с управлением. Никто не знает, как и от чего он умрет. Оно и к лучшему…
— Боже мой! — наконец-то раздалось за дверью. — Кого это принесло в такую рань?
Алтунин машинально вскинул левую руку. Часы показывали без пяти десять. Какая же это рань? С другой стороны, Будницкая до утра поет в ресторане, так что по ее меркам сейчас где-то около трех часов ночи, самое сонное время. Ладно, переживет.
— Вера Станиславовна, я из домуправления, — негромко сказал Алтунин. — Извините за беспокойство, но куда-то пропал ваш ордер. Меня прислали уточнить…
— Сами потеряли и еще беспокоите! — возмутилась Будницкая, но дверь открыла. — Заходите, раз уж пришли!