Смерть на перекрестке

Будь у него с собой обычный нож, а не маленький и кривой, которым только такэмоно и резать, он, пожалуй, давно бы уж в лучшем из миров оказался. А ножику хозяйственному, хоть и оставившему глубокий болезненный порез, попросту длины не хватило, чтоб задеть какой-нибудь жизненно важный орган. Впрочем, сам Хачиро вовсе не был уверен, что жив остался, — тьма, пламя, едкий дым, боль, кровь и звон в ушах говорили скорее об обратном. Он попытался было сесть, оглядеться, понять, где находится, но накатила страшная слабость, и мальчик беспомощно откинулся на спину. Вскоре он снова лишился чувств.

Снова в себя Хачиро пришел не скоро. Однако на сей раз ему было чуть лучше — понимал по крайней мере, что темно вокруг просто потому, что сейчас ночь. Дымом и гарью воняло по-прежнему, пепел все еще носился в воздухе, но хоть рыжее пламя, хвала богам, больше не плясало во мраке. Хачиро сел. Голова кружилась ужасно. Тошнило. Сил, казалось, не хватит даже на то, чтоб просто подняться на ноги, — верно, много он крови потерял. Несколько минут он сидел, уткнувшись лицом в поднятые колени, стараясь дышать ровнее и борясь с подступающей дурнотой. А потом вспомнил — матушка убита! Недавно, еще несколько часов назад, шумная богатая деревня превратилась ныне в гигантское пожарище. Сразу стало понятно — то, что он ночью в полубеспамятстве принял за адские огни, было пламенем, в котором догорали дома селения. Не так уж он и ошибся, в сущности, — ад может наступить и на земле.

Мальчик кое-как встал. Зашатался. Чуть не упал. Но все же удержался на ногах и медленно, стиснув зубы, зажимая пальцами рану в боку, побрел вниз по склону — назад, к руинам селения, к останкам своего дома. Пожар уже утих, одни угли остались, но рухнувшие стропила еще тлели, и в слабом свете догорающего пламени можно еще было что-то разглядеть. Подойдя поближе, Хачиро едва не споткнулся обо что-то бесформенное — поначалу он даже подивился: откуда бы здесь груде тряпья взяться? А потом всмотрелся, упал на колени и припал окровавленной щекой к холодному уже телу матери. Дрожащими пальцами он снова и снова гладил ее лицо, волосы и рыдал первыми в своей жизни взрослыми слезами, слезами боли, бессильного гнева и невосполнимой утраты.

Ночь, казалось, не кончится никогда, но наконец все-таки рассвело, и Хачиро спустился к ближней речке, чтоб напиться и умыться. Склонился над водой и, охнув, отпрянул в ужасе. Принял на миг собственное отражение за призрак неупокоенный! Да ведь и было с чего — очень уж страшное лицо в мутноватой речной воде отразилось: под спутанными волосами — сплошь засохшая кровь, синяки да ссадины. До Хачиро дошло: повезло ему. Мальчишку, лежавшего в бесчувствии, сровнявшие его деревню с землей солдаты приняли за мертвого. Чудом уцелел, не иначе!

Сколько лет прошло — а Хачиро до сих пор не знает, чьи воины то были, на чьей стороне сражались, по чьему приказу беззащитных крестьян перебили? И за какую вину? Может, и вовсе ни за что?

А тогда — погибли отец, матушка и братья Хачиро, бесследно исчезли сестры, сгорело селение, ни единой живой души на пепелище не осталось. Истерзанный мальчишка попытался укрыться в горах, там-то вскорости и наткнулись на него вольные молодцы из шайки господина Куэмона. Добивать не стали. С собой взяли, в лагере выходили. Поначалу работать на них заставляли, а потом как-то привязались к пареньку и взяли его в «младшие братцы» [24]. Надеялись вырастить из паренька настоящего гостя с рек и озер, отчаянного и безжалостного, но до сей поры пока не сильно в том преуспели.

Хачиро вздохнул. С детства учили его: страшнее бандитов никого на свете нет, а ныне разбойники — семья его единственная, и даже обязанности свои у него есть — по большей части информацию передавать. Читать и писать ни Хачиро, ни сам господин Куэмон, ясно, не умели, так что приказы и наводки передавались на словах, чаще всего — на воровском жаргоне, обычному человеку непонятном. И во что его, спрашивается, жизнь подлая втянула, отчего у него карма такая паршивая? Неужто, снова и снова спрашивал себя парнишка, он в прошлой жизни какое-то ужасное преступление совершил и теперь расплачивается за него столь жестоко? А впрочем — да ну их совсем! Хачиро снова ускорил шаг.

Дойдя до родника, юноша окинул взглядом бескрайние заросли вокруг и невольно просветлел душой, заулыбался. Уж очень весело журчала вырывавшаяся из земли и бежавшая по камушкам свежая, прозрачная водица! И впрямь — чего кукситься? Ест Хачиро каждый день досыта, саке запивает, а остался бы крестьянином — так и не факт, что с голоду бы не пух. Аой опять же… красивая… Нет уж. Конечно, «младшему братцу» в шайке нелегко приходится, а вольные молодцы — народ крутой, на расправу скорый. Но если вдуматься, жизнь бандитская вовсе даже не плоха!