Нагато же причин неуверенности Момоко не знал, но угловатой робостью ее любовался. Он и сам не смог бы объяснить — почему, однако, явная беспомощность девочки прямо-таки опалила его огнем вожделения. С тех пор и началось… А потому теперь, когда Нагато, мрачнее тучи, весь в растерзанных чувствах после семейного скандала, шедший куда глаза глядят, вдруг наткнулся на лесной опушке на дочку старосты, собиравшую корешки, он понял: сами боги послали ему эту встречу! В руке девочка держала плоскую продолговатую корзину — специально для корешков. Нагато сразу внимание обратил: не широкая корзинка, не круглая — стало быть, не для грибов. Маленькая неудача — Момоко не одна была, а с матерью, высокой костлявой уродиной, на которую господин судья и внимание-то обращать возможным не считал — обычная крестьянка!
До сей поры Нагато бесплодно рыскал по селению в поисках какого-нибудь простолюдина. Наорать на кого-нибудь хотелось, сорвать зло после ссоры с женой и тещей, — прямо сил никаких не было. Но когда добрел до леса и увидел девчонку на опушке — враз успокоился. Сощурился. Нет, не такая уж и маленькая, ежели присмотреться, — грудки острые под пестрым ситцевым кимоно уже выпирают. А как, паршивка, двигается, как худенькими бедрами поводит, наклоняясь, как пышные, хоть и нечесаные, пряди волос с лица отбрасывает, выпрямляясь, — прелесть!
Девочка пристального внимания толстяка не заметила.
А вот мать ее — наоборот.
Она решительно заслонила дочку собой от сального взгляда судьи. Отдала почтительный поклон. Почти прокричала:
— С добрым вас утречком, благородный господин судья!
Слишком заискивающим был ее голос. Слишком — не в меру — радостным. Похоже, женщина, как и все обитатели деревни, люто ненавидевшая судью, из последних сил пыталась скрыть свои истинные чувства.
Нагато на приветствие ответить не спешил. Отстранил жену старосты жестом и снова уставился на ее дочь. Момоко на материнский голос удивленно повернулась и теперь во все глаза смотрела на разодетого с провинциальной роскошью судью. И тут Нагато озарило. Он — самурай. Она — крестьянка. Он — судья. Она обитает в подвластной ему деревне. Да на кой ему платить деньги и выкупать этого хорошенького зверька? Статус дозволяет ему взять девчонку в наложницы хоть сейчас[39]
! Судья охнул. Всплеснул руками…— Ой, благородный господин! И как я, дура, не подумала? Вы, верно, желаете свеженьких корешков отведать? Вкусные, сладкие! — зачастила жена старосты. Ласково заговорила, униженно, — а вот в темных глазах, неотрывно следивших за взглядом Нагато, прямо искры ярости и страха сверкали.
— Отойди, женщина! — бросил сквозь зубы судья.
Крестьянка не послушалась — наоборот, буквально навалилась на девочку, отпихнула ее себе за спину. Впрочем, Момоко тотчас высунулась. Любопытство на чумазом личике смешивалось со страхом — и желание вновь ударило в чресла Нагато. Судья скрипнул зубами. Момоко затрепыхалась, явно собираясь пуститься в бегство.
— Прошу вас, благородный господин судья! Примите этот жалкий дар. Чем богаты, по скудости нашей! Вкусные корешки! И госпожа супруга ваша довольна будет! — молящим голосом лепетала жена старосты. Она упала на колени и обеими руками, точно жертвенное приношение в храме, держала перед собой корзинку. Глаза ее расширились от ужаса — говорила, что на язык придет, явственно понимая — в глазах у Нагато приговор ее дочери.
— Женщина! — прошипел Нагато. — Я, верно, уж с тысячу раз толковал твоему болвану мужу о своих намерениях насчет вашей дочери. Но он, видать, слишком глуп, чтоб понимать намеки. Теперь я ясно вижу: глупость свойственна всем членам вашей семьи. Ладно. Объяснимся напрямую. Я намерен оказать твоей дочке высокую честь — взять ее себе в наложницы. Прочь с дороги!
— Молю вас, благородный господин! — криком закричала мать. — Дочь моя слишком молода для женской доли! Коли вам женщина понадобилась, благородный господин, — что ж, я сама ложусь! Меня возьмите, прошу! Хотите — пойдемте подальше в лес, я сама с вами хоть за честь почту, ублаготворю вас, как надобно. Зачем вам Момоко? Она ж еще дитя! Что она в таких делах смыслит? Молю вас…
Нагато, не испытывая ни тени жалости, холодно слушал материнские причитания. О чем он думал в тот миг? Да об одном — поскорее бы добраться до юного тела Момоко! Сейчас он чувствовал себя настоящим мужчиной, сильным, властным, — всегда бы так. Сколько ж его унижали, сколько высмеивали… насмешливый красавчик князь, стерва-жена, странный, неведомо откуда явившийся ронин… но теперь — все! Кончено! Начинается новая жизнь! В кои веки Нагато был доволен собой. Он подошел к девочке на шаг ближе.