Смерть на рассвете

— Я разделяю ваши чувства, миссис В.!

Матери не нравилось, когда Венди называла ее «миссис В.». Сама Венди ей тоже не нравилась, но она, как всегда, проявляла такт и не говорила о своей неприязни в открытую.

Как большинство красивых женщин, Венди была ловкой манипуляторшей; она умело пользовалась дарованными природой изгибами и выпуклостями. И часто красиво надувала губки и стреляла глазами из-под светлой челки, как маленькая девочка. Она никогда не действовала топорно, напролом — нет, она пользовалась своими дарами тонко, как воришка-карманник.

Несмотря на то что сейчас я рассуждаю о Венди довольно цинично, первые несколько месяцев нашего знакомства я был влюблен в нее. Потому что она была так умна. Она была первой женщиной, с кем я мог говорить о стихах и книгах, у кого я мог учиться. А Венди делилась своими познаниями в английской литературе еще охотнее, чем она делилась своим телом.

Наша интимная жизнь заслуживает особого упоминания. Сначала наши отношения были чисто платоническими. Мы открывали друг друга интеллектуально. Должен признать, что меня влекло и ее миниатюрное тело. Влекло с самого начала. Меня привлекала ее фигурка, похожая на песочные часы, с маленькой грудью, тонкой талией и пышными бедрами, славная округлая попка, ножки безупречной формы — она была миниатюрной, но безукоризненной копией Венеры. Такая карманная Венера.

К сожалению, обещание того, что сулило мне ее тело, так и осталось обещанием. Даже сейчас не знаю, искусственной ли была ее холодность в постели, или в самом деле она была равнодушна к сексу. Каждый раз мне приходилось долго упрашивать, добиваться ее; можно сказать, я дорого платил за каждый оргазм. Часовая прелюдия иногда ни к чему не вела, а сразу после того, как Венди «приносила себя в жертву» — не дождавшись, пока я успокоюсь до конца, — она заводила разговор о моей карьере, вернее, об отсутствии таковой. Венди портила мне все удовольствие. Она никогда не давила на меня впрямую, но заговаривала меня до полусмерти, как бывает в автомобильной пробке.

Но больше всего огорчала меня ее сосредоточенность во время полового акта, ее решимость оставаться цивилизованной перед тем, как полностью сдаться. В нужное время она вскрикивала — тихонько и расчетливо. Она никогда не падала в пропасть страсти. Не забывалась в животном удовольствии.

Все подробности того, что крылось за ее интересом ко мне, я узнал лишь несколько лет спустя после нашей первой встречи. Еще до того, как я пришел в университет, она услышала о вундеркинде, который скоро будет здесь работать. Профессор Кобус Тальярд не скрывал своего восхищения моими способностями и, очевидно, часто делился своими восторгами с гостьей с соседней кафедры английской литературы. Интересно, думал я потом, долго ли она обдумывала свою беззаботную болтовню в день нашего знакомства?

Главное же состояло в том, что моя карьера застопорилась. Нет, по моим меркам я быстро продвигался вперед. Я приучился готовиться к лекциям, которые надо было читать студентам-вечерникам, привык читать и править статьи, читать лекции в других местах. Осторожно и под бдительным оком профессора я начал печататься и готовился защитить магистерскую диссертацию. Но Венди жаждала титулов. Ей хотелось быть женой доктора, профессора. А магистерская степень ничего этого не давала.

Поэтому она сосредоточилась на двух вещах. Помолвка. И Работа с большой буквы. Все наши разговоры, все ее суждения, мнения и высказывания так или иначе были связаны с одной или обеими главными темами. Это была игра, это было машинное отделение, из которого подпитывались наши отношения, динамо-машина, которая соединяла нас целых четыре года. Я отгораживался, блокировал и отражал атаки, она обвиняла, поддразнивала и медленно, но верно стягивала узел, уничтожая отговорки одну за другой.

И тем не менее она не топала ногой и не ставила мне ультиматум. Конец нашему роману положила не она. Последняя соломинка не имела к ней никакого отношения. То был дух Баби Марневик, который явился соблазнить меня.

25

На Каре-Ан Руссо были джинсы, белая рубашка и синий свитер. Она выглядела так, будто крепко проспала восемь часов.

— Майк, доктор вышел на тропу войны. Хочет подать на вас в суд. Он жаждет крови. Его самолюбие пострадало гораздо больше его лица!

— «Майк»? — удивилась Хоуп Бенеке.

— Разве он тебе не сказал? Я называю его Майком в честь Тайсона.

— Перестаньте. Хоуп уже пыталась меня перевоспитывать.

— Он даже говорит как Тайсон, правда? — обратилась Кара-Ан к Хоуп и тут же повернулась к ван Гердену: — Насколько я понимаю, об извинениях не может быть и речи?

— Вот первая по-настоящему проницательная женщина.

Хоуп Бенеке поняла, что он снова забился в свою скорлупу и поднял подъемный мост. Ей захотелось плакать.

— Так и думала, что вы из тех, кому легче умереть, чем извиниться. Вот почему вы мне так нравитесь. Но у вас две проблемы, Майк. И только я помогу вам справиться с обеими.

Ван Герден недоверчиво хмыкнул.