— Предположим, все выглядело следующим образом, — с серьезным видом начал я, стараясь, чтобы мои слова звучали как можно правдоподобнее. — Очень многим могла не понравиться мысль, что такой человек, как Роудс, может стать президентом. Одному из них, вполне возможно, сумасшедшему, могло прийти в голову, что лучший выход из данной ситуации — убийство сенатора еще до съезда, на котором могла быть выдвинута его кандидатура на пост президента. Должен сказать, что именно здесь, в этом доме, сейчас находятся четверо убежденных политических врагов сенатора.
Мои слова произвели определенное впечатление. Лейтенант подавил зевок и спросил:
— И кто же они?
— Журналист Ленгдон, молодой человек весьма либеральных взглядов. Его сюда прислали, чтобы написать статью с нападками на Роудса для журнала «Авангард». Трудно найти человека, более решительно настроенного против Роудса, и узнай он хоть половину из того, что стало мне известно вчера вечером, вполне бы мог из патриотических побуждений помочь сенатору пересечь сверкающую реку.
— Пересечь что?
— Отправиться к праотцам. Потом мисс Прюитт, которая давно с ним дружит, но категорически против его выдвижения в президенты. Полагаю, Помрой был его политическим противником еще в Талисман-сити. И наконец, после небольшой беседы, которую я имел с сенатором Роудсом, я и сам вполне был склонен стать таким врагом.
— Все это очень интересно, — кивнул лейтенант. — Но раз вы отказываетесь назвать имена тех, кто поддерживал сенатора, то боюсь, не сможете принести большой пользы при расследовании. Прошу вас не покидать этого дома, пока не последует соответствующее разрешение.
С этими словами он меня отпустил.
В гостиной я увидел Ленгдона и слуг. Все остальные уже дали показания и отправились спать. Парень казался бледным и измученным, и, пожелав ему доброй ночи, я испытал угрызения совести, припомнив все те темные намеки, которые только что сделал лейтенанту. Но это было совершенно необходимо, я убежден. Убийство явно не из ряда повседневных, если даже считать, что вообще какое-то убийство может быть таковым.
Ситуация меня одновременно возбуждала и пугала. Когда я поднялся на первую лестничную площадку, вновь вспыхнул свет. Вспомнив о Руфусе Холлистере, я направился в свою комнату.
2
Буфетчик пригласил меня за стол и сообщил, что к завтраку никто не вышел, кроме миссис Роудс, которая сейчас занята приготовлениями к похоронам сенатора на Арлингтонском кладбище. Еще мне сообщили, что полиция все еще остается в доме, а улица запружена зеваками и репортерами.
В гостиной меня бодро приветствовала Элен. Комнату заливало неяркое зимнее солнце. Все дамы, кроме мисс Прюитт, храбро надевшей розовое платье, были в черном. И все казались опечаленными.
— Присоединяйся к поминкам, — шепнула Элен и увлекла меня в нишу одного из французских окон.
— Случилось что-нибудь? — спросил я и обвел взглядом комнату в поисках миссис Роудс, но та еще не вернулась.
— Помимо всего прочего, еще и это, — Элен жестом показала на толпу газетчиков на улице. Несколько полицейских стерегли вход в дом.
— А где же твоя матушка? — спросил я, когда мы вышли из оконной ниши; я успел заметить вспышку наведенной на нас фотокамеры.
— Думаю, все еще у гробовщика. К обеду должна вернуться. Заупокойная служба — завтра утром в кафедральном соборе, а потом на Арлингтонском кладбище.
Насколько я мог видеть, она была возбуждена. Я попытался обнаружить на ее лице какие-либо следы горя, но ничего не заметил. Только возбуждение и, может быть, тревога: масса скелетов будет потревожена в своих шкафах прежде, чем это дело кончится.
Я взял газету и на первой же странице прочел о том, как «Видный деятель встретил свой ужасный конец». Статью сопровождали фотография покойного политика и врезка, на которой был изображен дом с зияющей дырой на месте кабинета.
— Я и не подозревал, что образовалась такая огромная дыра, — сказал я, протягивая газету Элен. Она отложила газету на стол; я решил, что ее уже все прочитали.
— В кабинет до сих пор никого не пускают, даже нас с мамой. Руфус ужасно возмущается; твердит, что там остались очень важные бумаги.
И, легок на помине, в дверях появился Руфус с бледным раздраженным лицом. Твидовый костюм выглядел так, словно он в нем спал. Направился он прямо к Элен.
— Вам что-нибудь известно, когда вернется ваша мать?
— Думаю, что к обеду. Она сказала, что управится за несколько часов.
— Нужно что-то делать со шкафами, где хранятся документы, — Руфус нервно покосился на меня, казалось, он не рвется уточнять детали.
— С документами? — недоуменно переспросила Элен.
В политических проблемах она ориентировалась еще меньше, чем в обычной жизни. По-настоящему ее интересовали всего лишь несколько вещей, а к государственным делам она была совершенно равнодушна.