— Ну, естественно, мы за ним наблюдали. Он был шутом и фигляром; вы понимаете, что я имею в виду. Старомодный узколобый демагог, который постоянно твердил про американский образ жизни. А специальность нашего журнала — разоблачительные статьи о реакционерах. Такие материалы обычно не бывают явно враждебными, они пишутся так, чтобы герой статьи запутался в собственных словах. Вы не представляете, как легко это сделать. Обычно эти люди хорошо защищены, окружены секретарями; даже пресса им помогает: редактируют их слова и подправляют факты, представляют их куда более разумными, чем на самом деле.
Так что моя задача состояла в том, чтобы дословно записывать разговоры этих «великих людей», конечно, выборочно, и публиковать их со всеми несуразностями и нелепостями. Я думал, то же самое придется делать и здесь, однако скоро обнаружил, что Роудс отнюдь не пустомеля. Он оказался прожженным типом, которого нелегко заманить в ловушку.
— После этого вы выяснили все относительно его выдвижения в президенты?
— Это было нетрудно.
— А где вам удалось увидеть эти имена? Фамилии поддерживающих его людей? — В моей памяти было свежо воспоминание о негодующем Руфусе Холлистере, запугивающем лейтенанта Уинтерса.
Ленгдон немного растерялся.
— Я… так получилось, что я их увидел… Я хочу сказать, в кабинете сенатора.
— Когда он был там?
— Понимаю, это выглядит немного нечестно. Нет, он попросил меня встретиться с ним позавчера; я пришел в кабинет до него и…
— Немного осмотрелись?
— Я был просто шокирован.
— Теперь уже все кончено.
Он нервно потушил сигарету.
— Да, и могу сказать, что я доволен. На нормальных выборах он никогда бы не прошел, но кто может сказать, что произошло бы в кризисной ситуации?
— Вы хотите сказать, что эти люди могли создать кризис и попытаться захватить власть?
Он кивнул и посмотрел мне в глаза.
— Именно это я имею в виду. Понимаю, все это звучит довольно странно, словно в банановой республике, но это могло случиться здесь.
— Как сказал однажды Синклер Льюис.
Я взглянул на лист бумаги, торчавший из пишущей машинки. Там была напечатана лишь одна фраза:
«И представь себе, что это яйцо змеи. Которая, вылупившись, как и все прочие ее собратья, вырастет и принесет много зла. Убей ее еще в яйце».
Поняв, что я прочитал эту фразу, Ленгдон почувствовал себя очень неловко и поспешно выдернул лист из машинки.
— Не смотрите туда! Я просто пошутил… — скомкав лист в плотный шарик, он швырнул его в корзину.
— Это цитата? — спросил я.
Он кивнул и сменил тему.
— Вы считаете, это сделал Помрой?
— Убил Роудса? Полагаю, да. Но если он собрался убить сенатора, то почему воспользовался собственной взрывчаткой? Это сразу привлекло внимание к нему.
— Доступ к взрывчатке имел кто угодно.
— Да, но… — тут мне в голову пришла новая мысль. — Только Помрой знал, насколько эффективна одна упаковка взрывчатки. Любой другой побоялся бы использовать подобную штуку.
Ленгдон нахмурился.
— Мысль правильная, но…
— Что?
— Но мне кажется, Помрой днем рассказал о взрывчатке всем.
Я застонал.
— Вы уверены?
— Ну, не совсем. Хотя думаю, он рассказывал.
— А не кажется вам все это странным? — Я попробовал другой вариант. — Почему вдруг ему захотелось рассказать о взрывчатке в таких деталях?
Мы поговорили про убийство, про Элен и про политику около часа. Ленгдон оказался милым человеком, но вел себя уклончиво. Было что-то, что я не совсем понимал: он походил на айсберг, скрывал больше, чем рассказывал, и, вообще, оказался крепким орешком. В конце концов, рассеяв все его сомнения насчет Элен, я вышел и спустился по лестнице.
В гостиной я нашел Элен и миссис Роудс, бледную, но спокойную; они разговаривали с крупным грубоватым мужчиной, который, как потом выяснилось, оказался Джонсоном Ледбеттером, губернатором штата, сенатором от которого был Роудс.
— Я приехал, как только смог вырваться, миссис Роудс, — сказал он с теплотой, характерной для жителей Среднего Запада, и взял руки миссис Роудс в свои; в глазах его светилась собачья преданность.
— Ли это было бы приятно, — сказала миссис Роудс. — Завтра на похоронах вы скажете несколько слов?
— Конечно, скажу, миссис Грейс. Это так меня потрясло, что просто нет слов. Флаг на Капитолии штата будет приспущен, — добавил он.
Когда в комнату вошли другие, Элен отвела меня в сторону; она была возбуждена, лицо ее сияло.
— Завтра после похорон будет оглашено завещание.
— Похоже, ты станешь богатой невестой, — сказал я, вытирая рукав носовым платком: она была так возбуждена, что пролила на меня свое виски. — Интересно, видела ли его полиция?
Она удивленно покосилась на меня.
— А почему они должны были это делать?
— Ну, дорогая, существует теория, что людям порой помогают покинуть эту юдоль слез слишком заботливые наследники.
— Не говори чепуху. Во всяком случае, завтра большой день. Именно потому и губернатор приехал.
— Чтобы прочесть завещание?